Я восхваляю Джеймс, вполне осознавая, что у нас совершенно разное отношение к феминизму. Подозреваю, что она сочла бы меня буржуазной, чрезмерно осмотрительной карьеристкой, слишком готовой на компромиссы с властью. Я, в свою очередь, не согласна с мнением ее группы, что секс с партнером – это работа по дому[119]
, и с ее признанием репортеру Мишлен Уондор, что «Ленин был великолепен». Великолепный – это не тот эпитет, который я бы применила к одному из создателей репрессивного, авторитарного режима в Советской России[120].Джеймс стала одной из основателей Международной еврейской антисионистской сети, которая поддерживает «окончание израильской колонизации исторической Палестины». (Большинство евреев в мире поддерживают существование государства Израиль, хотя многие из них критикуют его правительство и дискриминационную политику по отношению к палестинцам и израильским арабам.) Она стала первым спикером Английского коллектива проституток, который ведет агитацию за полную декриминализацию секс-услуг, в отличие от нордической модели декриминализации продавцов и криминализации покупателей. «Нет криминализации клиентов, – написано в уставе Коллектива. – Секс по согласию между взрослыми людьми – это не преступление». Хотя я понимаю, как эта позиция согласуется с положениями «Зарплаты за работу по дому» – гетеросексуальный секс является для женщин работой, – мне эта логика кажется невыносимо унылой. И я не в силах понять, почему антикапиталисты так стремятся отстоять существование рынка именно в сексе.
Сельма Джеймс очень спокойно относилась к культу личности, который возник вокруг нее, несмотря на ее собственную критику иерархий. «Она знала, как вести бой, – рассказывала
Так и есть: Сельма Джеймс была неудобной. Но ее интеллектуальная традиция раскрыла и обозначила властные отношения в нашем обществе. Она привнесла в феминизм классовый анализ. Это существенно, поскольку условной «феминистке» противостоит не условный «мужчина». И не мужчин ненавидит женское движение. Оно ненавидит патриархат – систему, созданную и поддерживаемую всеми нами, где мужчины и женщины законодательно, финансово и социально не равны.
По общепринятому мнению, Джеймс и ее кампания – всего лишь комментарий на полях Движения за свободу женщин в 1970-е годы. Для нее они были слишком белыми женщинами из среднего класса – она для них была слишком яростной и догматичной доктринеркой. Но она добавила в кровоток феминизма нечто такое, что навсегда осталось там. Сегодня дискуссия о неоплачиваемом труде, который несоразмерно перегружает женщин, – это центральный вопрос для нашего понимания неравенства. На Западе, где население стремительно стареет, разрастается кризис в области ухода за людьми. Кто заботится о стариках, если государство не может их обеспечить? Ответ прост: как правило, это женщины. Бесплатно.
«Нам нравится думать, что неоплачиваемый женский труд – это индивидуальная забота отдельных женщин о членах своей отдельной семьи для их собственного персонального блага, – пишет Кэролайн Криадо Перес в книге «Невидимые женщины»[121]
. – Но это не так. Неоплачиваемый женский труд – это работа, от которой зависит общество, и общество в целом получает выгоду от нее… Неоплачиваемый труд женщин – это не вопрос "выбора". Он встроен в созданную нами систему – а мог бы так же легко быть вынесен за ее пределы».Для размышления о том, почему этого не случилось, полезно заглянуть в конец пьесы Джилл Твиди 1976 года, где меняется тон, как только она начинает декламировать обычную критику Сельмы Джеймс. «Если вы обнаружите, что вам страшно неловко и беспокойно, как и мне, когда я впервые услышала аргументы за оплату домашнего труда, – подумайте, с чем это связано. Какой ответ у меня? Я не хочу думать о том, как меня злит "женский труд". Я не доверяю себе, я не уверена, что не направлю этот гнев на мужа и детей, вместо того чтобы действовать». Женщины любят тех, о ком заботятся, – и часто связаны с ними более тесными узами, чем с другими женщинами.
Слова Джилл Твиди преследовали меня, пока я думала о том, что мое время уходит. Мне тридцать с лишним, и все мои внутренние противоречия относительно ребенка обретают новую остроту. Мое время на исходе, надо спешить. Но потом я думаю: готова ли я выполнять неоплачиваемую работу, связанную с воспитанием ребенка? Хочу ли я проводить время так?