Неуловимая реальность. Сто лет русско-израильской литературы (1920–2020)

Итак, треугольник эвидентности в романе Люксембурга формирует особый, перевернутый, религиозный реализм, который уже не может быть назван магическим, ибо магические и реалистические составляющие не могут быть ни однозначно определены, ни слиты нераздельно, как, например, в творчестве X. Л. Борхеса. У Люксембурга все три уровня реальности наслаиваются друг на друга, но не смешиваются, создавая аугментивный стиль, скорее предвещающий уже постмодернизм, чем откликающийся на вызовы влиятельного, но уходящего в прошлое модернизма. Разберем особенности этого стиля на следующем примере, взятом для простоты из начала романа:

«Увидел один бедуин в окрестностях Иерусалима огромную птицу, принесла кусок мяса – на землю бросила. Прилетела опять и снова бросила, да так – много раз. В конце концов куски эти сами сложились, образовав человека. А птица опустилась к нему и стала рвать его. Несчастный кричал и молил о помощи, он успел сказать бедуину свое имя, сказать откуда он – вечный скиталец! Судьба его будет судьбою тех, кому неизвестна тоска по родине. Птица Анка будет вечно терзать его, каждый раз собирая снова и снова».

Лежит на столе мой пергамент, мое сокровище, пергамент «Мусанна». Лежит на столе кусок базальта с оплавленным гвоздем. Помню, как этот камень ребе Вандал долго вертел в руках, недоумевая. «Осколок, сувенир из мира, бывшего до нас! Если нам повезет, если кто-то дойдет до Иерусалима, непременно покажите его тамошним каббалистам!»

За стенами моей палаты день и ночь стрекочут приборы – вычерчивают кривые моих сновидений, мои мозговые импульсы, фиксируют температуру тела. Там трудится целый отряд врачей: биологи, физиологи, психиатры перебирают мои гормоны и отправления. Сама же палата напоминает пещеру: где-то в палате журчит, что-то каплет, особая, словом, среда, влажная и прохладная, как там, откуда я, собственно, вылез.

Я плохо узнаю людей, предметы, врачи говорят, что у меня ухудшается зрение, – предвестие слепоты. Голова постоянно пуста, а тело невыразимо болит. Меня окликают невнятные голоса, слышу таинственные звуки, одолевает необъяснимый страх, преисподняя зовет назад, крепко держит меня!

Доктор Ашер брался объяснить, что такое ощущение «пустой головы». Он из Персии, кстати, помнит отлично фарси, мы понимаем прекрасно друг друга.

– Подобные явления давно описаны, дорогой Калантар, этим страдают, например, заваленные в шахтах шахтеры, извлеченные впоследствии на поверхность. Но ваш случай несомненно можно считать феноменом, если все подтвердится… – И добавил, что я переживаю сенсорный голод – длительное отсутствие поступления в мозг обычной информации. Биоцикл у меня чудовищно извращен: пятнадцать-двадцать часов я сплю, а после бодрствую несколько суток. И ткнул пальцем в энцефалограммы в качестве доказательства [Люксембург 1985: 9-10].