Неуловимая реальность. Сто лет русско-израильской литературы (1920–2020)

Мое отчаяние непомерно! В приступе страха сдираю весь этот хлам: присоски, клеммы, провода, в палату влетает «джассус», находит меня на постели жалким, плачущим как ребенок, беспомощным: «Что случилось, дорогой Калантар, вам плохо?» И я шепчу ему, обливаясь слезами: – Очень мне плохо, доктор, и будет еще хуже! Останьтесь, ради Бога, я слишком много вдруг вспомнил. <…>

– Я ведь умру, правда, уже нельзя мне ничем помочь? Я это читаю по вашим глазам… Ладно, не надо спешить, доктор, моим здоровьем вы позже займетесь, своим коллегам вы сообщите это потом… Я был сейчас на допросе, был в морге и только что вернулся в камеру. И утро уже!

…Я лежу на голых, грязных досках, нас двое в камере – я и Фархад, а старика Васену конвойный увел наверх. Поджав под себя ноги, Фархад сидит возле меня, облаченный в чапан, – мой светлый, печальный брат-мусульманин.

– Его стоит послушать, доктор, он сообщит мне сегодня уйму полезных вещей!

Я лежу бревном, в нервном ознобе, словно что-то во мне тифозное, а Фархад поет мне песни. <…> Моя безучастность и отрешенность пугают Фархада: «Почему ты, Исса, молчишь? <…>» Я поднимаю с постели голову.

– Доктор, вы здесь, вы слышите? Во всем зиндане один лишь Фархад называет меня по имени. Вы ведь знаете, что означает «Исса» в переводе с арабского. Фархаду известна тайна пергамента «Мусанна», и в это утро он мне ее сообщит, я стану богат, как граф Монте-Кристо! И больше скажу – он уличит меня в ужасающем невежестве: во всей Бухаре я окажусь чуть ли не единственным евреем, который не слышал о ребе Вандале.

«Песни Шарифа распевали влюбленные девушки и юноши, – продолжает Фархад, качаясь над моим телом, оглохшим от горя. <…>»

– Хватит, к черту Шарифа! – кричу я ему в истерике. – Моя машина человека убила, меня под суд отдают, в Сибирь я пойду! От моего крика вздрагивает доктор Ашер, наклоняется и спрашивает:

– Попытайтесь хотя бы вспомнить, что за среда окружала вас, как эта зона выглядела? <…>

– Ах, доктор, оставьте, давайте слушать Фархада!

«…Не плачь, Исса, как слабая женщина, ты скоро домой пойдешь! С тех пор, как живет в Бухаре ребе Вандал, ни один еврей не пошел в Сибирь – ты разве не знаешь? <…>»

– Доктор, вы здесь, вы не ушли? – я пытаюсь подняться с постели, но он немедленно отвечает:

– Здесь, здесь! Я все время с вами, дорогой Калантар, вы мечетесь, к вам нельзя подступиться, нельзя сделать укол.

– Да, доктор, я корчусь и вздрагиваю, я весь обливаюсь слезами – не обращайте на это внимания, это слезы любви, слезы жалости к брату моему Фархаду, слезы моего сострадания! <…> Ну а теперь, доктор, давайте услышим о ребе Вандале.

[Далее следует рассказ Фархада о ребе Вандале и о чуде спасения в концлагере, когда из-за чересчур дотошного немецкого генерала акция уничтожения пленников была перенесена на следующий день, людей распустили, а той же ночью лагерь был освобожден советской армией.]

<…> Я поднимаю голову над подушкой, чувствую себя отдохнувшим, умиротворенным, все во мне просветлилось.

– Который час, доктор?

– Вечер уже, дорогой Калантар, я вижу, вам полегчало?

– О, да! – говорю. – Я пережил тяжелое утро… Но будет ночь, и этой ночью пойду я домой, меня отпустят, освободят! «Распустите людей…» – скажут. Такого вы нигде не увидите, ни за какие деньги: я приглашаю вас на спиритический сеанс, побудьте со мной еще, доктор! [Люксембург 1985: 35–43].