Невечная мерзлота

— Нет-нет, в кассу, в кассу! С вас две тысячи пятьсот шестьдесят рублей. Куда повезете? Ага, понимаю-понимаю, иногородний. Значит, в транспортное агентство. Еще шестьдесят два рубля. Распаковать? Посмотрите? Или прямо в упаковке?

— Что я, жлоб какой — распаковывать? Доверяю.

Бумажник похудел на глазах. Лунев наконец почувствовал удовлетворение. Когда грузили мебель, он, покуривая, наблюдал поодаль. Старшой грузчиков, кряжистый Петя лет под пятьдесят, подошел к Виктору и принялся его разглядывать. Виктор удивился такому бесцеремонному разглядыванию.

— Тебе чего?

— К нам пойдешь? — спросил Петя. — В магазин. Анатомия у тебя больно подходящая. Для начала положу три сотни.

— У меня для начала в пять раз больше.

— А ты в каком?..

До вечера Виктор провозился с оформлением контейнеров до Иркутска, а оттуда самолетом до Мирного. Хлопоты были приятны: можно было ни о чем не думать. За пятнадцать минут Гарик доставил его к Ларионовым, еще через десять минут они вышли около Останкинской телебашни. Вчерашняя волна вернулась, подхватила и понесла:

— Три билета в золотой зал ресторана «Седьмое небо»!

Ларионовых, он заметил, покоробило его сообщение о том, что он сегодня «оторвал пару гарнитурчиков за две с полтиной» и отправил их в Мирный.

— Почему не три? — иронически спросил Борис.

— Больше двух в одни руки не отпускают, — отшутился Лунев.

— О! — оценила ответ Наташа. Борис же усмехнулся.

— Да что вы, в самом деле, думаете, купчик я? — И показал список пунктов из сорока — всего, что наказала ему купить бригада. — В Мирном тоже хотят уюта на столичном уровне. Вот и превратили меня в агента по снабжению.

Виктор шутил, хохотал, покупал в выносном буфетике у входа в зал дорогой пятизвездочный коньяк, заигрывал с официантками и вообще казался именинником. Настроение у него стало как после охоты. Когда вращающийся зал ресторана совершил полный оборот, Виктор запротестовал, хотел было купить' еще три билета, но тут Борис заговорил с ним о пожаре на буровой, и они поехали домой. Над Москвой по-прежнему сеялся нескончаемый дождь, тридцатый или сороковой по счету, хозяева подогрели в кастрюле красное «Каберне» с сахаром, и было приятно сидеть у настольной лампы с мягким светом, пить необычное горячее вино и знать, что пожар потушен, за окном все тот же дождь, приятный после лютых стеклянных морозов, мебель едет себе по назначению, а у него, бурового мастера Виктора Лунева, заслуженный трудовой отпуск на полгода.

 

* * *

— Хорошо, — сказал Борис Ларионов, когда рассказ о пожаре был закончен. — Ты восстановил, ты от бабушки ушел и от дедушки ушел, вышел сухим из воды — ну и что?

Виктор остолбенел. Теперь, когда все самым честным и подробным образом было рассказано, услышать в ответ «ну и что?» было для него большой неожиданностью и даже ударом. Ларионов насмешливо перечеркнул все его усилия этим своим «ну и что?». Виктор растерялся, не нашелся что ответить.

— Скажи, ты считаешь себя победителем? Считаешь. Тогда ответь на такой простой вопрос: кого ты победил? Уж не спрашиваю, какой ценой и какими методами...

Лунев призывал всё свое самообладание, удерживал себя на прежнем тоне и выражении лица. Знал за собой: лицо выдает его мысли и отношение к человеку красноречивее любых слов.

— Кого я победил? — задумчиво переспросил он. Точнее, было бы — ЧТО я победил. Малодушие, трусость. Как бы это точнее сказать... себя победил. Да, себя. Взял разводной ключ и завернул свои гайки.

— И гайки бригады, — поддакнул Ларионов. Трудно было понять, что в его голосе — одобрение, насмешка? Нет, не понять, закрыт и снаружи и изнутри. Себя победить, дед, — это большая победа.

— Да! — в голосе Лунева послышался некоторый вызов. — И гайки бригады. Может, даже так: победил бригаду, а может быть, создал настоящую бригаду. И научился улыбаться, когда хочется в морду дать.

— Но и в морду дать не преминул... Видишь ли, у тебя саморазвивающаяся история, один шаг неизбежно вызывает другой, и конец определен началом.

Тогда Лунев предложил перевернуть шахматную доску, поменяться фигурами, ведь Борис любит играть за противника. Как бы действовал он на месте бурового мастера?