Неверные шаги

“Обитель” расположена в двух шагах от городского театра, и кое-кто из посетителей, пожалуй, туда-то и собирается — возможно, вон та средних лет пара, которой подали десерт, и определенно эти четыре нарядные женщины лет шестидесяти пяти, которые, весело смеясь, заказывают еще бутылку белого и просят счет. А может, и вот эта пара лет тридцати, сидящая ближе всего к Карен, хотя и не обязательно. Женщина с жаром что-то рассказывает, меж тем как ее спутник старательно жует антрекот и тоскливо поглядывает на бар. Через равные промежутки времени он рассеянно, но привычно хмыкает в знак согласия. Карен охватывает то же ощущение, какое одолевает ее, когда она видит усталого родителя, который с отсутствующей улыбкой укачивает ребенка и словно бы думает: скоро ли он устанет? Или собачника, который на вечерней прогулке терпеливо ждет, когда пес кончит обнюхивать кусты и сделает свои делишки.

Женщина вправду не замечает безразличия спутника, или для нее это не имеет значения? Она довольна, что ее выгуливают, как собачку?

Свежесваренная картошка исходит паром, когда официант ставит на стол тарелку и медный соусник с растопленным маслом. Треска поистине хороша — поблескивающая, в меру соленая, при первом же прикосновении покорно рассыпается на пластинки. Карен чувствует под веками легкое жжение от хрена, ест рыбу и улыбается сама себе. Отвращение к одиноким походам в ресторан с годами сгладилось, и она не обращает внимания ни на любопытные, ни на сочувственные взгляды все более оживленных посетителей. Когда женщина за ближним столиком шлет ей слегка соболезнующую улыбку, Карен приподнимает бокал и улыбается в ответ, да так весело, что женщина сразу опускает глаза и что-то шепчет мужу. Тот быстро поворачивает голову, меряет Карен взглядом, осматривает сверху донизу, потом со скучающим видом опять принимается жевать. Ну вот, сидим тут, две женщины, и жалеем друг дружку, думает Карен.

Потом ее мысли переключаются на Карла. Он разозлился, когда понял, что она была не вполне искренна насчет того, что делал Юнас ночью перед убийством, и, хотя злость улеглась, между ними все же закралась легкая отчужденность. Тон учтивой корректности сохранялся весь день, как небольшое наказание. А на вечернем совещании он был тревожно молчалив.

На работе Карл Бьёркен — ее ближайшее доверенное лицо. К нему она обращается, когда хочет что-нибудь обсудить, обменяться идеями или выпить пива после трудового дня. Он, правда, никогда открыто не протестовал против “свойской” мужицкой атмосферы, которая уже не один год царила в отделе, но сам подобный тон не поддерживал. Если я потеряю его доверие, думает Карен, работа вообще станет кошмаром.

Одолев половину трески, она вдруг цепенеет. В баре промелькнул знакомый профиль, и на миг она в панике отворачивается и размышляет, как бы скрыться. В следующую секунду он тоже обернулся и заметил ее. А теперь Йон Бергман решительно приближается, с широкой улыбкой. В обычных обстоятельствах она была бы рада видеть его, но сейчас необходимо, чтобы он убрался подальше.

— Здравствуй, Карен. Ты одна, можно присесть?

— Нет, — твердо отвечает она.

Он уже взялся было за спинку свободного стула, чтобы выдвинуть его. Но с недоверчивым видом замирает. Карен кладет прибор на тарелку, откидывается назад.

— Ты знаешь, я не могу с тобой разговаривать, пока идет расследование.

— Ладно. Но хоть что-нибудь можешь сказать? Смеед по-прежнему в числе подозреваемых?

— А кто сказал, что он под подозрением?

— Н-да, ведь когда убита женщина, в первую очередь подозрение падает либо на нынешнего, либо на бывшего мужа. Понятно, пока не найден настоящий убийца. Но вы, наверно…

Карен глубоко вздыхает.

— Йон, дорогой, зря стараешься, ничего ты из меня не вытянешь. Можно мне спокойно поужинать?

— Значит, есть что вытягивать? Я правильно понял?

— Я хочу доесть свою треску, пока она не остыла, и доесть в одиночестве, вот так и понимай.

Йон Бергман игнорирует ее кивок в сторону тарелки, отпивает глоток пива, ставит стакан на стол.

— Надо же, раньше ты была такая открытая, откровенно говорила, что думаешь.

— Пожалуй, слишком откровенно.

Она тотчас жалеет об этих словах, зная, что Йон Бергман в долгу не останется.

— Понятно, тебе заткнули рот, поручили руководить расследованием, но запретили высказываться. Вот почему “пресс-конференцию” проводил этот дуболом Хёуген.

Йон Бергман пальцем рисует в воздухе кавычки, а Карен думает, как ей не нравится этот жест. Потом она думает, что остатки трески явно успели остыть. Делает официанту знак принести счет.