Лос-Анджелес. 11 букв. Одно слово. В действительности даже не английского происхождения. Чем больше я смотрел на надпись, тем больше она теряла свою вербальную сущность. 11 белых букв, написанных на зеленом металле, столь привычный знак на дорогах Америки. Слова разделялись в моем сознании, превращались в чужеземные символы. Они с тем же успехом могли представлять собой картину, или размытую фотографию, или же прекрасный образец иностранных иероглифов — они были просто символами, отделенными от собственного смысла, просто чем-то, имеющим красивые очертания. Я нашел подтверждения тому, что все на этом свете в действительности обладает ценностью. Я нашел подтверждение тому, что мое путешествие что-то значит. Я исправил жизнь, и эта жизнь была моей собственной. С помощью сопричастности, с помощью человечности я был вознесен до звезд.
На этот раз слезы все же потекли по моему лицу. Это был момент обретения лучшего меня. Я был тут, под обжигающими лучами утреннего солнца Аризоны, и вся моя жизнь яркой вспышкой проносилась перед моими глазами. Я позволил слезам течь, понимая, что должен дать шанс излиться памяти о моем прошлом существовании, которая давила меня. Слезы лились, принося с собой нечто большее, чем просто облегчение.
Я достиг поворотной точки. Точки, где для меня стало кристально ясно, что у меня нет пути назад. Мое будущее было не в семейном бизнесе и не в удушающей среде корпоративных финансов. Мое будущее было в искусстве. Я видел его в сложном мире писательского мастерства. Мое будущее было в Лос-Анджелесе. Мое будущее должно возродить потерянную душу, что блуждала бесцельно так много лет. Мое будущее заключалось в том, чтобы отдавать себя людям. Возвращать все то, что было мной получено за время моего путешествия.
Мое будущее.
Ничье мнение больше не сможет изменить моего будущего. Я чувствовал свободу. Я чувствовал просветление. Я чувствовал волю. Мое путешествие, хотя оно было еще не закончено, принесло в мой мир этот дар. Мое будущее наступало сейчас. Все, что мне оставалось сделать, — это закончить свой эксперимент. Я вытер слезы с глаз и повернулся назад, к заправочной станции.
И тут я увидел самую уродливую собаку, которую я когда-либо встречал.
— Пошли, Муч, — сказал, обращаясь к собаке, появившийся из дверей магазина старик. Хвост пса вилял неистово, не останавливаясь ни на секунду, хотя сама собака хромала столь же сильно, как и ее хозяин. Позже я узнал, что Мучу было уже 18 лет. Его хозяин, старый Эд, видел его рождение, и вот уже почти два десятилетия они вместе охотились, гуляли и совершали поездки. Эд позволил мне присоединиться к ним на пару часов, и Муч совсем не возражал против того, чтобы разделить со мной пассажирское сиденье в их машине. Пес положил голову мне на колени, он выглядел таким же усталым и счастливым, каким был я сам. К тому времени, когда мы доехали до Кингмана, я уже считал Муча за старого друга. Эд же был прекрасным человеком, в мире со своим возрастом и со своей жизнью, со своим прошлым и будущем. В конце концов ему же удалось найти себе компаньона, хранившего ему верность так много лет. Я распрощался с ними обоими на парковке около магазина сети Kmart и закинул рюкзак за плечи. Земля вращалась, как и всегда, Эд был со своим Мучем, как и всегда, а я отправлялся в путь, как и всегда. Конец путешествия был близок.
13. Вперед — на крышу мира
Никогда не считал огромные американские мега-магазины слишком привлекательными. Wal-Marts, Best Buys, Home Depots. Путешествуя по США на машине, на поезде и пешком, я встречал их повсюду: в маленьких городках и центрах больших городов. Они могут располагаться отдельно, на трассе скоростного шоссе или быть втиснуты между небоскребами. И ни разу ни один из них не показался мне симпатичным. Возможно, они удобны, возможно, в них огромный выбор товаров, но нет среди них магазина, отмеченного индивидуальностью, в который захотелось бы зайти.
Но когда Эд и Муч высадили меня перед Kmart в Кингмане, солнце как раз только начало скрываться за крышу мегамагазина, асфальтовое покрытие парковки перед ним стало остывать, появились работники ночной смены, проскальзывающие в служебные входы магазина, и мне показалось, что во всей этой сцене есть некое простое очарование. Возможно, я все еще находился в приподнятом расположении духа, осознав близость Лос-Анджелеса, а возможно, у меня стал появляться новый взгляд на мир.
Кингман был, без сомнений, самым маленьким городом из тех, в которых мне доводилось бывать. Я не видел никаких домов, только деревья и много открытого пространства, и начал задумываться над тем, будет ли дикий дух этих мест ко мне благосклонен (доброжелательные сельские жители) или же станет враждебен мне (сельские жители настроены скептически). Как оказалось, мне даже не пришлось этого выяснять.