Невероятное путешествие Вивьен Маршалл

Мне захотелось кивнуть и выкрикнуть «да», но сил хватило лишь на медленное и слабое «угу». Марти вероломно улыбнулся, так обычно улыбаются лучшие друзья, проделывая грязные делишки. Он украдкой выглянул в коридор, чтобы убедиться, что мы одни. Мне же казалось, что мы всегда были и будем одни, что весь мир – это глубокая, темная полночь. Холодного света флуоресцентных ламп в коридоре едва хватало, чтобы осветить мою тусклую комнату.

Марти придвинул стул к моей койке и достал из сумки у своих ног потрепанную кожаную книжку. Открыв первую страницу, он начал читать:

Дневник Силии Джонс. 16 марта 1973 года. В этот день я родила своего сыночка. Я наблюдала за монахинями в монастыре из-за деревьев; как же они вопили, найдя моего младенца в корзине рядом с кустами! Одна даже уронила записку. Вторая поспешила достать его, бросившись к корзине на той стороне лужайки. Я всегда буду помнить ее черную рясу и перекошенное лицо, когда она прочла мою записку – эти разрушительные, ужасные слова, привязанные к булыжнику. Кто-то назвал бы это жестоким вымогательством, но я просто сбежала. До чего же были шокированы монашки, даже не столько ребенком, сколько моей запиской, где я указала имя отца ребенка, его всем известное имя, – по крайней мере в «этих краях». Убедившись, что мой ребенок в безопасности, я сбежала, проскользнув мимо священника у выхода, который уткнулся взглядом в свои сложенные ладони.

На этом моменте в моих глазах начало темнеть, а сердце застучало слишком громко. Может быть, из-за истории Марти, а может, из-за упоминания священника – это напомнило мне о том, что предстоит важный выбор. Мониторы завизжали, а Марти вскрикнул:

– Погоди, милая. Погоди!

Один лишь Бог знает, какие чудеса медицины меня ждали. Я отключилась.

Марти пропал, а на зеленое кресло из искусственной кожи в углу моей палаты снизошел приглушенный белый свет. У подножия кресла стояла вторая ваза с фиолетовой сиренью. А в кресле сидел Ной.

– Вивьен, – позвал он.

Я обнаружила, что, когда Ной в комнате, мне намного легче говорить.

– Ной, – сказала я, словно все происходящее – это абсолютно нормально и ничуть не странно. Непонятно почему, но его присутствие в моей палате вмиг стало приемлемым и предельно ясным. Быть может, загадка была решена ранее, спрятана в моей душе, и только смерть могла обнажить эту мирную, истинную правду.

– Ты уже думала о Рае, который хотела бы посетить? Или, точнее сказать, о примере Рая?

– Да.

Я не ожидала от себя такого ответа. Кажется, я сделала выбор, когда Марти сказал «священник»; я тут же подумала о Марти и Ное, ведь именно они отвечают за благополучие моего тела и души.

– Это должен быть кто-то, кто преподнес мне урок, но только не мои родители и не сын, верно?

– Да, все верно.

Его глаза с поволокой так и манили к себе, мне захотелось обнять его и говорить до бесконечности – делиться наблюдениями, мыслями, неважно какими.

– Что ж, ладно. – Я помолчала: я решила, чей Рай хочу посетить. – Ной, когда я только поступила в колледж, то жила с подругой и ее семьей в Куинсе. Мне было одиноко и грустно. Знаешь, тогда там была моя мама и ее… И конечно же, то, что случилось с тобой. Так или иначе, я была несчастна, поэтому полностью посвятила себя учебе. Мы с подругой жили на чердаке. Ее родители и братья заняли спальни на втором этаже.

– Я помню.

– Ты помнишь?

– Я писал тебе после аварии. Я помню все наши письма. И, Вивьен, прежде чем ты начнешь, нам нужно поговорить… Невозможно описать, насколько мне жаль…

Он приподнялся, чтобы подойти к моей кровати и заключить меня в словесные и физические объятия.

И даже несмотря на предсмертное состояние, я сжимала пальцами одеяло, изо всех сил пытаясь не расплакаться. Но ничто не могло облегчить эту душевную боль. Когда между тесно связанными людьми появляется что-то лишнее, даже самая маленькая песчинка, эта самая песчинка может все испортить.

– Почему, Ной, почему ты бросил меня?

В ожидании ответа я резко дернула головой в сторону коридора. А сделав это, вдруг осознала, что меня больше не сдерживают ни корсет, ни гипс. Изучая свои больше не сломанные руки, я поняла, что с трудом контролирую собственные конечности.