Невеста для пилигрима (СИ)

В это время Брент поднес к губам свисток, раздалась пронзительная трель, и обоз тронулся. Полтора десятка телег и фургонов гигантской змеей поползли по дороге в сторону темнеющих впереди горных пиков. Они вздымались, пронзали серое небо, как огромные кривые зубы дракона.

Повозками правили люди купца Яхнира, молчаливые смуглые люди в накидках без рукавов из белой овечьей шерсти и высоких остроугольных шапках, расшитых разноцветным бисером. Они изредка переговаривались на чужом гортанном языке.

Охранники попарно держались кто впереди, кто по бокам обоза. Каждый занимал место, которое указал ему Брент.

Равьер ехал замыкающим вместе с курносым рыжим парнем с густой россыпью веснушек на лице. Он назвался Мирошем.

— Хорошо, что не лето сейчас, иначе бы вся пыль сейчас наша была, — обратился Мирош к Равьеру.

Тот кивнул.

— Видел я, как ты схлестнулся с Рамисом, — продолжал Мирош, с любопытством поглядывая на спутника.

— Ты бы держался от него подальше. Рамис — он подлый. Если бы не был племянником Брента, давно бы с него спесь посбивали.

— Спасибо, я уже понял, — буркнул Равьер

— А Брент — хороший мужик, справедливый. Платит честно, и в здешних горах знает каждую тропку…Ты, говорят, в храм Эри хочешь попасть? — парень был не прочь поболтать, но Равьер только кивнул.

— Слыхал я, что там странные дела творятся, и не все возвращаются оттуда. Но с каждым годом все больше народу туда стремится…

Мирош наконец замолчал.

Равьер нашел взглядом фургон, в котором ехала Виола. Мысли его то и дело в последнее время занимала эта хрупкая девушка. Она не побоялась, будучи слепой, отправиться в далекое путешествие, ни разу не пожаловалась на тяготы пути. Ни одна из придворных дам, которых он знал, не отказались бы от комфорта.

Дайнис говорил, что с трудом оттащил его в «Золотом гусе» от двери Виолы, когда он крыл последними словами ее жениха. Наверняка девушка любила этого Эрдорта, а возможно, и до сих пор любит, несмотря на то, что тот отказался от нее. Эта мысль показалась ему невыносимой, и Равьер криво усмехнулся. Раньше он пользовался успехом у женщин, слетавшихся на его титул, как мотыльки на пламя свечи. Но он никогда не изменял ни тихой спокойной Кирре, ни шумной Джайле. Старший сын герцога, которому с детства твердили только о долге. Он теперь никто. Мужчина с изуродованным лицом и чужим именем. Пора привыкнуть к этому…

Равьер стал рассматривать однообразный унылый пейзаж. Вдоль дороги тянулись чахлые кусты, осенняя трава пожухла. Несколько раз над головами с криком пролетела стайка ворон, высматривающих, чем поживиться.

На привале он перебросился несколькими словами с Дайнисом, который ехал с правой стороны обоза, а вечером Брент дал команду останавливаться на ночлег возле небольшой утоптанной поляны со следами костров.

Неподалеку журчал горный ручей. Подводы поставили полукругом.

Вскоре на поляне весело запылали два костра, возле одного собрались люди купца. Равьер уже узнал, что жители Ронгана предпочитают еду со жгучими специями и потому питаются отдельно от всех.

На втором костре в большом котле уже варилась каша со шкварками, которую ловко помешивала Тальда. Виоле она поручила печь лепешки на двух больших сковородках, найденных в фургоне.

По лагерю поплыл аппетитный запах горячей еды, и мужчины то и дело бросали нетерпеливые голодные взгляды в сторону костра.

Наконец ужин был готов, и люди потянулись к котлу. Первым кашу попробовал Брент и одобрительно крякнул, прихватив себе еще пару горячих лепешек с сыром. Затем и остальные мужчины стали подходить со своими деревянными мисками.

— Очень вкусно, — похвалил Дайнис, откусывая лепешку, и Виола зарделась от смущения.

Равьер подошел последним.

— Это вам, — Виола протянула ему полную миску каши, и на мгновение их пальцы соприкоснулись.

Мужчина кивнул и принялся за еду, присев на ближайшую телегу.

Затем Равьер вместе со Стордом помог женщинам отнести котел и сковородки к ручью, где Тальда принялась энергично очищать их песком.

Темнело. Искры от костра летели в холодное безлунное небо. Кто-то из людей купца Яхнира достал камжеру — круглый музыкальный инструмент с натянутыми воловьими жилами, и в воздухе поплыла печальная мелодия. Затем зазвучала песня на чужом языке. Все примолкли. Красивый мужской голос, казалось, упрашивает о чем-то, обещает и прощается в то же время.

Виола не понимала слов, но ей почему-то казалось, что эта песня о любви.

* * *

Виола с наслаждением вытянулась на одеяле. Она мечтала заснуть, но Тальда прошептала, тронув ее за руку:

— Виола, что с тобой случилось? С твоим лицом?

Днем женщины почти не разговаривали, потому что Тальда, улегшись рядом с ребенком в фургоне, продремала почти всю дорогу.

— Обожглась горящим маслом, — привычно ответила девушка.

— А мой Раэль заболел полгода назад. У нас тогда половина деревни померли от лихорадки, муж мой и родители тоже. Думала, и мальчик мой умрет. Да только он выжил, но теперь почти все время спит, проснется на несколько минут и снова дремлет. Уж я и плакала, и молилась, но все напрасно.