Невеста для серого волка

Мне почти удалось себя успокоить, но когда я поднималась по ступеням рука об руку с Торном Глоудом, показалось – кожу между лопатками обжег чей-то взгляд.

Остаток вечера прошел как в тумане. Я не притронулась ни к еде, ни к вину – сидела в кресле, мечтая превратиться в невидимку и вздрагивая от слишком громких звуков, отворачивалась, замечая на себе липкие мужские взгляды. Дядюшка вместе с Глоудом играли в карточную игру за соседним столом, и до меня доносилось пьяное хвастовство родственника – он болтал без умолку о женщинах, о своих похождениях, о квартире в столице, которую обставил по последней моде. Рядом с ним сидела, едва ли не заглядывая в рот, смешливая блондинка, а Люсинда то и дело склонялась к нему, шепча на ухо что-то, отчего дядя усмехался, сверкая зубами.

Глоуд не смотрел на меня, но один раз, почувствовав мой взгляд, поднял глаза от карт и улыбнулся краем рта. Почувствовав, как запылали щеки, я быстро опустила глаза и сделала вид, что интересуюсь узором на полу.

О моем волке больше ничего не было слышно, и я отчаянно верила, что ему удалось скрыться незамеченным. А по пути назад, выглянув из окна экипажа, увидела следующую за нами серую тень.

– Куда это ты все смотришь? – дядя был пьян и еле ворочал языком. Не дождавшись моего ответа, он икнул, повозился и захрапел, став похожим на одного из городских пьяниц.

Дядюшка сегодня хорошо развлекся, чего нельзя было сказать о Люсинде. Она сидела, недовольно поджав губы, и мяла пальцами горжетку. На мгновение наши взгляды пересеклись, а потом женщина вздохнула так, будто на плечи ее навалилась смертельная усталость, и склонила голову на плечо.

Когда я вернулась домой, стояла глубокая ночь. Бабушка не ложилась спать, вязала перед очагом, закутавшись в шерстяной плед. Она как чувствовала мое смятение, не стала терзать расспросами, лишь ласково поцеловала в лоб, когда я уложила ее в постель и подала грелку. Из-за промозглой осенней погоды у нее часто болели суставы, и я чувствовала себя совершенно беспомощной, потому что никак не могла облегчить ее страданий. Я не могла смириться с тем, что она стареет, и каждый день неумолимо приближает нашу разлуку.

– Спи спокойно, Рози. Утро вечера мудренее, – мягкое прикосновение к щеке – она заправила прядь волос мне за ухо, а у меня перехватило горло и от теплого голоса с хрипотцой, и от незамысловатого жеста, хранящего всю нежность этого мира.

В своей комнате я забилась под одеяло, укуталась по самый нос и долго вглядывалась в темные углы. Не таится ли там отвратительная черная ворона? С самого детства меня преследовал страх темноты. Впору бы посмеяться над собой, но после событий последних недель, когда я убедилась в существовании магии, тягу веселиться отбило напрочь.

Уже засыпая, я воскресила в памяти образ принца Эрика. Я вспоминала о нем всю последнюю неделю, пытаясь понять, как сплетены между собой странные и до жути реалистичные сновидения. Все это неспроста, правда? Кто-то пытается до меня достучаться через сны, жаль, я вижу их не каждую ночь, иначе было бы проще сопоставить части мозаики и, взглянув на полную картину, найти верный ответ.

Надо будет попросить помощи у тетушки Лаванды! Она-то уж точно сможет меня понять.

В своих размышлениях я не заметила, как кровать начала превращаться в пушистое облако – оно несло меня сквозь звезды по синему небу, высоко-высоко над молчаливым городом. И были внизу реки, кишащие неведомыми чудищами, и драконы, что, с рыком разевая пасти, заглатывали их бьющиеся склизские тела. И были поля, засеянные костями, с черными побегами мертвой лозы, проросшей в запретный мир. И обнаженные жницы с провалами вместо глаз и серпами, закаленными в огне преисподней. И были огромные люди, поросшие шерстью, с копытами и хвостами – они несли факелы, чтобы поджечь лес, а зверье бежало прочь, почуяв скорую гибель. И все кричали, звали меня по имени.

"Просто позволь нам, Рози…"

А потом было падение с высоты в самое сердце развернувшегося безумия, я чувствовала его дыхание у себя в волосах.

…Но упав, оказалась у портрета Некоронованного Принца с серьезными зелеными глазами. Отчего-то они были знакомыми до боли, родными, близкими – и я потянулась, чтобы коснуться старинного холста. Надеясь ощутить биение жизни в нарисованном теле. Услышать хоть слово из холодных уст.

Я будто приподнялась над полом – тело стало невесомым, легче перышка. Краски на портрете поплыли, смешались, завертелись воронкой – и меня с неодолимой силой потянуло вовнутрь.

Глава 19. У ложа короля

И был там приглушенный свет, и отблески огня на золотом кубке, плотно задернутые шторы и широкое ложе под балдахином.

– Я умираю, сын мой, – раздался слабый, как шелест, голос. А я подошла ближе – меня не видят, и бояться нечего.

На белоснежном белье с золотыми вензелями лежал человек с ввалившимися тусклыми глазами.

Король.

Худые пальцы украшали перстни с самоцветами, руки его лежали в ладонях коленопреклонного молодого мужчины, вчерашнего мальчишки. Это был принц Эрик, я безоговорочно его узнала.