Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков

Евдокия Стрешнева, как и Мария Хлопова до нее, столкнулась с неодобрением со стороны свекрови. Согласно более позднему литературному источнику, инокиня Марфа Ивановна была вынуждена согласиться на этот брак только после решительной речи, произнесенной перед ней царем (к тому моменту, без сомнения, уже весьма разочарованным)[668]. Но вероятнее то, что фактором в пользу Стрешневых стала малоизвестность их рода. Джон ЛеДонн назвал брак со Стрешневой и другие царские браки XVII века «мезальянсами по стандартам французских и английских королевских семей», а Роберт Крамми назвал Стрешневых и других родственников жен царей XVII века «невыдающимися», «безвестными» и «выскочками»[669]. Если Марфа Ивановна и ее родственники Салтыковы находили кандидатуру Марии/Анастасии Хлоповой неприемлемой из‐за отсутствия родственных связей с ней и из‐за того, что ее родственники оказались способными и популярными у царя, то невнятное происхождение Евдокии Стрешневой могло сделать ее благоприятным выбором для всех фракций при дворе. Стрешневы были, как сказал Страленберг, «бедными дворянами», но тем не менее они были богаты детьми, которые уже достигли брачного возраста или входили в него. Поэтому все придворные кланы могли надеяться через брачные узы породниться с новой царской родней, чтобы стать родней родни царя — очень престижное место в этой политической системе. И похоже, Стрешневы воспользовались своим биостатистическим преимуществом. Как выразился Крамми, им «удалось в период между свадьбой Михаила на Евдокии и концом [XVII] столетия наладить связи, помимо прочего, с Голицыными, Лыковыми, Воротынскими, Троекуровыми и Салтыковыми»[670]. Однако лучше всего брак со Стрешневой можно объяснить простым фактом: царю Михаилу Федоровичу было уже 28 лет, и необходимость рождения у него наследника стала первостепенной заботой всех, кто думал об успехе молодой династии Романовых. В течение десяти лет царь и его приближенные пытались обезопасить эту новую династию рождением наследника. После двух неудачных попыток пришло время дать царю жениться на девушке, которую все находили наименее неприемлемой.

Какими бы ни были причины выбора Стрешневой, брак с ней оказался плодовитым, но все же не вполне счастливым в этом отношении. Хотя у царя Михаила и царицы Евдокии было десять детей, только четверо из них дожили до совершеннолетия. Когда пара умерла — так получилось, что они умерли друг за другом (царь Михаил скончался 12 июля 1645 года, на свой день рождения, а царица Евдокия — 18 августа 1645 года), — вся династия Романовых состояла только из одного 16-летнего юноши (Алексея, который затем взошел на трон) и трех его сестер (Ирины, Анны и Татьяны) возрастом 18, 15 и 9 лет[671]. В середине XVII века московский правящий дом состоял из стайки осиротевших подростков[672].

История со Всеволожской

Не прошло и 25 лет после состоявшейся наконец женитьбы царя Михаила Федоровича, как заговор, который мы наблюдали в инциденте с Хлоповой, повторился — когда сын Михаила Федоровича, царь Алексей Михайлович, предпринял первую попытку жениться. Есть поразительные параллели между этими эпизодами, но если коварство Салтыковых было выявлено и заговорщики понесли наказание, то в случае с невестой Алексея заговорщикам удалось воплотить свои планы и выйти сухими из воды.

Существуют явные несоответствия в том, как разные источники описывают встречу царя Алексея Михайловича со своей первой невестой, Евфимией Федоровной Всеволожской, в 1647 году и первой женой, Марией Ильиничной Милославской, в 1648‐м. Но отдельные события можно восстановить. Согласно Котошихину, царь выбрал Евфимию потому, что узнал «у некоторого своего ближнего человека дочь, девицу добру, ростом и красотою и разумом исполнену, велел взяти к себе на двор и отдати в бережение к сестрам своим царевнам и честь над нею велел держати, яко и над сестрами своими царевнами, доколе збудется веселие и радость»[673]. Котошихин не упоминает о смотре невест. Фактически текст можно прочесть так, будто царь и не видел девушку до того, как ее переселили в Терем, что вряд ли соответствует действительности. На самом же деле рассказ Котошихина не противоречит тому, что смотр невест был, хотя странно, почему он не упоминает о смотре здесь, описывая, пусть и кратко, историю со Всеволожской. При этом Котошихин никогда не обсуждает смотры невест, несмотря на длинные пассажи о женитьбе в Московии[674]. И в данном случае он даже не упоминает имя Евфимии.