Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков

В других источниках прямо говорится о смотре невест. Самуэль Коллинс, личный врач царя, в своих записках о московском дворе дважды упомянул смотры невест для царя Алексея Михайловича: «Задумав жениться, его императорское величество собрал многих молодых девушек»[675] и «Как скоро царю наступила пора жениться, к нему свезли всех лучших красавиц из государства; одной, которая ему понравилась, он дал платок и кольцо, но когда она в другой раз явилась перед ним в царской одежде»[676]. Близость Коллинса к царю делает его рассказ в целом достоверным, особенно если сопоставить его с рассказом шведского путешественника по имени Фербер, который писал в разгар этой истории, еще до того, как окончательно определилась судьба Евфимии. В тексте Фербера приведены полезные сведения о смотре невест в 1647 году: «14 февраля его царскому величеству представлены были во дворце в большом зале 6 девиц, выбранных из 200 других, назначенными для того вельможами, и царь избрал себе в супруги дочь незнатного боярина Федора Всеволожского». Этот ценный пассаж содержит дату смотра невест по григорианскому календарю (который тогда на десять дней отличался от юлианского, бывшего в употреблении в Московии, т. е. смотр невест на самом деле проходил 4 февраля) и утверждение — совершенно справедливое, — что царь выбрал себе невесту из небольшого числа претенденток, тщательно отобранных знатными семьями. Однако Фербер неверно характеризует Рафа/Федора Всеволожского как «незнатного боярина» — у того никогда не было боярского чина.

Очевидное противоречие между этими записками сглаживается, если вспомнить, что Котошихин указывал и подчеркивал те базовые расчеты, которые привели победительницу в Терем, а не смотр невест, который, по его мнению, не стоил и упоминания. Коллинс и Фербер могли акцентировать внимание на механизмах смотра невест, поскольку он был для них гораздо более экзотическим и увлекательным аспектом царской женитьбы. Тот факт, что далее в текстах Коллинса и Фербера представлены детали скандала, разразившегося после выбора невесты царем Алексеем, а у Котошихина эти детали опущены, показывает, что, по крайней мере, этих авторитетных свидетелей интересовало не одно и то же, когда они описывали данный эпизод.

4 февраля 1647 года царь Алексей Михайлович непосредственно подключился к смотру невест на его финальном этапе — выбирал, как говорит Фербер, из шести девушек, отобранных для него боярами. Из них Алексей Михайлович выбрал Евфимию Рафовну Всеволожскую, дочь придворного среднего звена[677]. После этого ее отец, Раф, поменял имя на Федор. В отличие от Марии Хлоповой, переехавшей в кремлевские апартаменты и остававшейся там не менее шести недель или дольше до того, как она была отравлена, у Евфимии не было столь длительной помолвки. Ее избрали 4 февраля, а свадьбу назначили на 14 февраля, воскресенье[678].

Далее сообщения о том, что происходило после смотра невест, снова разнятся. Согласно Ферберу, «когда девица сия услышала о том, то от великого страха и радости упала в обморок; великий князь и вельможи заключили из того, что она подвержена падучей болезни; ее отослали на 3 версты от Москвы к одному боярину, чтобы узнать, что с нею будет; между тем родители ее, которые поклялись, что она прежде была совершенно здорова, взяты под стражу. Ежели девица сия опять получит ту же болезнь, то родители и друзья их должны отвечать за то и будут сосланы в ссылку. Некоторые думают, что великий князь после Пасхи женится на другой»[679]. Очевидно, Фербер писал это до того, как возникли слухи о заговоре, вот почему его отчет — полностью повторяющий то, что ему рассказали, — сосредоточен на здоровье Евфимии. Была ли она больна и скрывали ли этот факт ее родители? Предположения, что кто-то другой, какой-либо придворный боярин, несет ответственность за случившееся, еще не рассматривались открыто. По крайней мере, такие слухи еще не просочились, чтобы Фербер мог их запечатлеть[680].

В других источниках обморок Евфимии, напротив, объясняется заговором. По словам Котошихина, Алексей Михайлович первым заподозрил, что она была отравлена женами знатных бояр, с тем чтобы он женился на одной из их дочерей[681]. Коллинс также говорит о заговоре. Он рассматривает этот эпизод в своем отчете дважды. В одном месте Коллинс сообщает, что брак со Всеволожской был сорван духовником царя и боярынями. Упомянув об избрании Всеволожской, Коллинс продолжает: