Читаем Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков полностью

Нам остается выяснить, почему Хлопова не была возвращена в качестве невесты царя, после того как установили, что здоровье у нее крепкое. Здесь ключевую роль сыграла мать царя. Согласно летописному рассказу о тех событиях, инокиня Марфа была настроена жестко против предполагаемого союза. Когда делегация, направленная в Нижний Новгород, огласила состояние здоровья Хлоповой, то инокиня Марфа сказала, что скорее оставит сына («еже не быти ей в царстве пред сыном») — иначе говоря, добровольно разделит ссылку Салтыковых, — чем увидит его женатым на Хлоповой[644]. Столь упорное противостояние Марфы этому браку Забелин объяснял ее личной неприязнью к будущей невестке. Марфа разделяла ненависть Салтыковых к Хлоповым, а ссылка первых только ожесточила ее и еще больше настроила против девушки[645]. Не случайно новой кандидаткой в невесты, к которой Марфа направила сына, стала Мария Долгорукова, родственница Шестовых и Салтыковых.

То, что молодой царь прислушивался к возражениям со стороны матери, часто объяснялось либо его неспособностью противостоять ей (личности, более сильной, чем он), либо его привязанностью к ней. О недостатках характера царя можно только гадать — но, если что-то дело Хлоповой и показало, так это его решительность и одновременно уступчивость. Ясно, что царь был привязан, даже зависим, от матери. О том, что отец царя не играл никакой роли или, в лучшем случае, играл второстепенную роль, прямо свидетельствует отчет голландской дипломатической миссии в Москву в 1624 году, недавно опубликованный и изученный Полом Бушковичем[646]. В этом отчете взаимоотношения царя с отцом характеризуются как отстраненные и прохладные: «…естественная любовь которого [т. е. царя Михаила] обращена более к матери, нежели к отцу, настолько, что отец и сын долгое время в Москве не встречались»[647]. Согласно этому же отчету, мать царя жестко выступала против его предполагаемого брака с принцессой Браденбургской в 1623 году. «Мать изо всех сил воспротивилась этому, — говорится в тексте, — и поклялась не давать никакого благословения сыну»[648].

Инокиня Марфа — одна из наиболее устрашающих и потрясающих женщин своего времени — была членом фракции, которая пережила опалу и ссылку двух своих лидеров. Она продолжала сражаться за интересы блока, скрепленного родственными связями, к которому принадлежала. Если Марфу возмущала ссылка Салтыковых, то только потому, что это был удар по ее фракции при дворе, а не потому, что она разделяла уязвленную гордость царского оружничего. Братья Салтыковы устроили заговор против Марии/Анастасии Хлоповой не в одиночку.

Мария Долгорукова и Евдокия Стрешнева

Царь Михаил Федорович, после того как его отвергли иностранные королевские дома, а его выбор в пользу русской невесты был отвергнут матерью, 19 сентября 1624 года под ее сильным давлением женился на княжне Марии Владимировне Долгоруковой. Был ли в 1624 году устроен смотр невест? Был ли выбор Марии Долгоруковой целиком делом рук инокини Марфы, которая, по словам Забелина, «втайне готовила ему [сыну] невесту по своему выбору»?[649] Или влияние Марфы Ивановны оказывалось ею в рамках смотра невест, все-таки организованного, пусть и для проформы, в 1624 году?

Если заглянуть в летописный рассказ о деле Хлоповой и женитьбе на Долгоруковой, то мы не увидим и намека на смотр невест[650]. Действительно, летописи говорят о том, что царь женился на Долгоруковой против своей воли, а этого не должно было случиться, если бы смотр невест проводился. Целью смотра невест было выбрать кандидатку, угодную царю, даже притом, что список претенденток составлялся прежде всего на основании политических представлений (это было непременным условием), а не на основании душевной и физической привлекательности девушек. Как сообщают летописи, царь Михаил женился на Долгоруковой из послушания своей матери, а не из любви к новой невесте и даже не из предпочтения ее кандидатуры другим. Поэтому большинство историков, которые рассматривали этот брак, пришли к выводу, что никакого смотра невест не было, а выбор был сделан приватно, в ходе совместного обсуждения отцом, матерью, сыном и ближайшими родственниками[651]. Царь Михаил делал то, что ему сказали.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология