Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков

Новоизбранная невеста жила здесь, совершенно не зная того, что ей предстояло, и спокойно спала глубоким сном. Шафера, сообщив Артамону о почетном поручении, возложенном на них от царя, вместе с тем усердно просили поскорее отпустить их по исполнении поручения во дворец с невестою. Артамон, конечно, не мог противиться царской воле, к тому же столь благородной, и, разбудив спящую крепким сном Наталью, объявил ей о намерении царя, на которое она и не замедлила в высшей степени благоразумно согласиться, находя это неизбежным. Тогда ее поскорее одели в царское одеяние, привезенное из дворца, дабы народ видел ее пышно наряженной, и повезли с небольшим количеством ее прислужниц в царский дворец. Одеяние это, разукрашенное драгоценными камнями, было оттого так тяжело, что она несколько дней жаловалась, что оно чуть не обломало ей все кости. По приезде она тотчас же отправилась с царем в церковь, где в присутствии лишь немногих близких лиц царским духовником было совершено венчание, и лишь самые знатные лица в течение нескольких дней были великолепно угощаемы пышными пирами, а Кремль все время был закрыт со всех сторон[714].

Матвеев — как Салтыков и Морозов до него — был опытным манипулятором и обладал достаточной осторожностью, чтобы не раскрывать всех карт слишком быстро. Когда в ноябре предыдущего года начались смотры невест, он не стал сразу же показывать свою племянницу и воспитанницу царю Алексею, хотя с самого начала вынашивал план выдать ее замуж за царя. Только после смерти царевича Алексея Алексеевича 17 января 1670 года, когда из‐за новой срочности серьезность намерений царя в отношении второго брака, надо полагать, резко возросла, Матвеев вывел Наталью к царю — на первом же смотре невест, организованном после смерти царевича (10 февраля). Матвеев не выглядит делающим все второпях. На самом деле проявлять спешку, добиваясь царской постели, — верный путь заполучить могущественных врагов. А против него был наиболее могущественный противник из всех возможных — влиятельная царская сестра.

Ирония этого заговора заключается в том, что Алексей предпочел Овдотью Беляеву с того момента, как встретил ее, поэтому царевне Ирине не о чем было беспокоиться. Беляева предстала перед царем 17 апреля 1670 года с еще одной претенденткой, после чего смотры невест закончились — возможно, именно из‐за того, что Алексей остановил свой выбор на Беляевой. Однако у Натальи были влиятельные защитники, поддерживавшие ее кандидатуру, — прежде всего Матвеев — даже после того, как царь оставил ее без внимания и рассматривал другие варианты. Иначе заговор с целью навредить Наталье теряет всякий смысл: Беляева была явной фавориткой в глазах царя, поэтому письма с атаками на Наталью были излишни, если только кто-то высокопоставленный и могущественный не отстаивал в то время ее кандидатуру. Этим человеком являлся, несомненно, Матвеев, а письма против Нарышкиной были задуманы не только как последний гвоздь в крышку гроба ее кандидатуры, но и как ранний удар по влиянию Матвеева при дворе, которое, разумеется, угаснет с женитьбой царя на Беляевой. Однако заговор привел к иным результатам. Как только подозрения пали на Шихирева, поверженной оказалась кандидатура Беляевой, а не Нарышкиной.