Читаем Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков полностью

Но у Апраксиной были конкурентки. Согласно Татищеву, против нее и Языкова были настроены многие влиятельные лица, в том числе тетя царя, его сестры и И. М. Милославский. Некоторые люди из окружения государя советовали ему жениться на одной из двух дочерей Александра Петровича Салтыкова (Татищев не сообщает нам, на которой). У других придворных были на уме иные кандидатки. Смотр невест, или целый ряд смотров, был проведен где-то в промежутке между концом ноября 1681 года и серединой февраля 1682-го. Не сохранилось ни одного списка претенденток, но запись в приходно-расходной книге из Царицыной мастерской палаты от 9 апреля 1682 года содержит список подарков, которые вручили участницам смотра. Седов сравнил этот список с перечнем тех подарков, что были выданы перед первой свадьбой Федора III (об этом перечне см. выше здесь и в главе 2, а полный его текст — в приложении С), и весьма правдоподобно предположил, что кандидаток было 12[787]. Мы знаем, что одна из двух сестер Салтыковых была кандидаткой и что избранница царя, Апраксина, вероятно, тоже участвовала в смотре невест. Третью претендентку упоминает в письмах протопоп Аввакум: княжна Анастасия Урусова, дочь княгини Евдокии Урусовой. «И Настасья, хотящая быти ц[арица], пускай молится о мне», — написал он[788]. Личности остальных неизвестны.

Царь сначала не склонялся к кандидатке Языкова. Ему больше нравилась Прасковья Салтыкова, которая через два года выйдет замуж за младшего брата Федора III, физически и психически больного Ивана V. Описывая избрание Прасковьи в 1684 году для Ивана V, Страленберг говорит, что она «избрана было была в супруги умершего царя Феодора, но вышепомянутый Языков для некоего своего интересу в том воспрепятствовал, склонил же его к сочетанию с Апраксиной, а Салтыков послан был тогда в Сибирь в Енисейск комендантом, где и сия прекраснейшая его дочь с ним же пребывала»[789]. Когда Салтыкову убрали с дороги, царь последовал рекомендациям фаворита.

В выборе супруги сыграла роль и болезнь царя. В течение предыдущего года его состояние то улучшалось, то так ухудшалось, что врачи советовали отложить всякую мысль о женитьбе, пока он не окрепнет[790]. «Но, — писал Татищев, — сила Языкова в том действительнее явилась, что его величество… изволил венчаться». Используя свою близость к царю, Языков склонил его к той претендентке, чья победа сильнее всего упрочивала положение его, Языкова, при дворе. Конечно, смотры невест всегда были риском: когда за царем последнее слово, может случиться что угодно. Однако Федор III был физически слишком слаб, чтобы противиться напору доверенного фаворита. Можно только представить, какие усилия тот прилагал, но не исключено, что он просто засыпал царя потоком советов, каждый из которых был в пользу Апраксиной. Источником таких советов был в том числе и митрополит Суздальский Илларион, союзник Языкова, назначенный в декабре 1681 года — в разгар смотра невест — на епископскую кафедру в Суздале и проведший зиму 1681/82 года в Москве, ходатайствуя перед царем за Апраксину[791]. Как подытожил Страленберг, «бывши при нем великий фаворит и первый министр Языков, не взирая на слабость здравия его, уже в болезни бывшаго, склонил к восприятию супружества на девице, имянуемой Марфе Матфеевне, с тем намерением, чтоб брата его, царевича Петра, к восприятию престола не допустить. Отец сея супруги был новоуч[ин]енный дворянин, дед же ея подячей Матфей Апраксин»[792].

Избрание Марфы Апраксиной публично огласили 12 февраля 1682 года[793]. В «Разряде без мест» за 7190/1682 год сказано, что невеста исполнила обычные предвенчальные ритуалы:

Того ж числа нарекли девицу Марфу Матвеевну в царевны и великия княжны, а благословлял и нарекал святейши патриярх.

Того ж числа вишет ис комнаты в переднею светейши патриярх сказавал бояром и окольничим и думным людем, что нарекли цареву и великою княжну Марфу Матвеевну.

Того ж году февраля в 15 день была радость, изволил велики государь сочетатца вторым законным браком.

А изволил велики государь понять за себя Матвееву дочь Васильевича Опраксина цареву и великою княжну Марфу Матвеевну[794].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология