Читаем Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков полностью

Ни одну из версий нельзя считать убедительной, но они демонстрируют, как некоторые историки в течение столетий пытались отыскать правду в этой поистине запутанной истории. В разговорной речи женитьбу обычно называли венчанием — в православной традиции во время таинства венчания на головы вступающих в брак надевают (либо держат их над их головами) венцы. Но поскольку и Иван IV был ранее женат, и Василиса уже побывала замужем, то эту часть обряда опустили. В 23‐й главе Стоглава сказано о запрещении возложения венцов для тех, кто женится не в первый раз: «А второму браку венчания несть, но токмо молитва по правилом»[525]. Как считает Ив Левин, в таких случаях обычно, вместо венчания, «молитвы за новобрачных зачитывались на вечерне»[526]. Мало того, молитвы читались (на вечерне или когда бы то ни было в случае Ивана IV и Василисы) не те, что на первом венчании, а более покаянные по своей природе, акцентирующие внимание на слабости плоти и вынужденное снисхождение церкви к чувственным нуждам людей. Конечно, церковь проявляла гибкость в отношении правил для венчания, разрешая его и для последних женитьб Ивана IV (он «венчался» во время пятого бракосочетания, с Васильчиковой), вероятно, из‐за того, что все предыдущие невесты не были венчаны до этого[527]. Но в случае с Василисой и для жениха, и для невесты брак не был первым (для жениха — далеко не первым), поэтому не могло быть и речи о компромиссе касательно церковных обрядов. Если Иван IV вступил в брак с Василисой в церкви, то во время таинства, вероятно, не было возложения венцов и читались специальные молитвы, так что это нельзя было назвать венчанием, но можно было, за неимением иного эвфемизма, назвать «имал молитву»[528].

Лучшее свидетельство того, что брак Ивана IV и Василисы состоялся, получено из новаторского исследования писцовых книг Вязьмы, предпринятого Владимиром Борисовичем Павловым-Сильванским. Он обнаружил, что в 1578/1579 (7087) году Иван IV подарил огромные участки земли (и поместья, и вотчины — служебные и наследственные владения) Федору и Марии, детям Мелентия Ивановича («Мелентьевы дети Иванова») и его жены Василисы, и что земли эти были необыкновенно обширны, если учесть сравнительно низкий социальный статус Мелентия и его ничем не примечательный послужной список[529]. По словам Р. Г. Скрынникова, единственное, чем можно объяснить такое царское благоволение, — это то, что «незадолго до пожалования земель их [Федора и Марии] мать — вдова Василиса — стала шестой женой царя»[530]. И хотя это не прямое указание на брак, Скрынников все же прав, считая, что дарение обширных владений убедительно свидетельствует о браке и служит подтверждением версии Карамзина (основанной на «Смеси елагинской»), что Василиса стала шестой женой Ивана IV.

Еще одно новое и важное указание на этот брак возвращает нас к изучению имени невесты. Редкая запись в разрядной книге XVII века содержит перечень жен Ивана IV, но у Василисы совершенно другая фамилия. Сказано, что государь был женат шесть раз (после исправления написано, что более четырех), затем перечисляются его жены: Анастасия Юрьева, Мария Черкасская, Мария [так в рукописи] Собакина, Анна Колтовская, Мария Нагая и Василиса Радилова[531]. Согласно этой уникальной записи, Василиса принадлежала к роду Радиловых, служилых людей среднего класса, они упомянуты в разрядных книгах, Тысячной книге и других реестрах лиц, входивших в состав двора[532]. Если эта запись соответствует истине, то некоторые тайны, связанные с шестой женой Ивана IV, раскрыты. Во-первых, у нас наконец есть ее девичья фамилия — Радилова. Сопоставляя эту запись и некоторые другие, касающиеся ее жизни, мы можем сделать вывод, что Василиса вышла замуж за Мелентия Иванова и родила двоих детей — Федора и Марию, а после вышла замуж за государя[533]. Более того, проясняется социальное происхождение Василисы: сама она была не из дьячества, к которому принадлежал ее первый муж, а из провинциального дворянства, т. е. именно из той прослойки, что поставляла жен для Ивана IV.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология