Читаем Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков полностью

Те, кто занимал трон во время Смуты, не нуждались в смотре невест. Наследник царя Федора Ивановича, царь Борис Годунов (1598–1605), к моменту восшествия на престол уже был женат, а его сын, 16-летний Федор Борисович (правил в апреле-июне 1605 года), не надолго пережил своего отца и не успел жениться. Впрочем, Борис предпринимал попытки устроить браки своих детей — Федора Борисовича хотели породнить с грузинским домом Багратионов, а для Ксении Борисовны искали жениха в королевских домах Швеции, Англии, Дании и тоже у Багратионов. Все эти неудавшиеся брачные проекты, как мы видим, подразумевали иностранцев[584]. Насколько известно из источников, варианты брака с отечественными невестами и женихами всерьез не рассматривались. Следующий царь, Лжедмитрий I (правил в 1605–1606), вошел в Московию, уже имея нареченную невесту — Марину Мнишек, католичку, дочь Ежи Мнишека, одного из главных сторонников самозванца. Лжедмитрий I женился на Марине 8 мая 1606 года, менее чем через год со дня своего вступления в Москву в июне 1605-го. Спустя чуть более недели со дня свадьбы, 17 мая, он был убит боярами-заговорщиками[585]. Один из них, Василий Шуйский, тут же, в мае 1606 года, взошел на престол, уже будучи помолвленным с княжной Екатериной/Марией Петровной Буйносовой-Ростовской[586]. Свадьбу сыграли только 17 января 1608 года, через двадцать месяцев с того дня, как он стал царем. Такую отсрочку можно объяснить постоянно высоким уровнем кризиса, измен, бунтов, что было в значительной степени характерно для правления Василия Шуйского (1606–1610)[587].

Тем не менее, хотя в период Смутного времени и не было смотров невест, царские браки оставались на первом плане в деле стабилизации и налаживания нового режима — Годунова ли, Лжедмитрия I или Шуйского. Каждый из правителей Смутного времени с решимостью и осторожностью пытался устроить браки, которые помогли бы поддержать легитимность его зарождающейся династии путем установления связей либо с авторитетными иностранными царскими домами (дети Бориса Годунова), с региональными лидерами (Лжедмитрий I) или с могущественными и влиятельными придворными кланами (Василий Шуйский). Брак был, несомненно, частью общей стратегии, которую использовали последовательно сменявшие друг друга режимы в Смутное время, чтобы укрепить и легитимировать свою власть.

Напротив, устройство брака первого царя династии Романовых, Михаила Федоровича (1613–1645), было проблемой, которую бояре, возведшие его на престол, решать не стремились. С момента его избрания на трон Земским собором в 1613 году прошло три года, прежде чем царь начал поиски невесты[588]. Можно было бы предположить, что эту отсрочку вызвал юный возраст царя. Михаилу было 16 лет, когда он взошел на трон, а в 1616 году ему исполнилось 20. Но правители женились и в более молодом возрасте. Большинство государей Московии или прямых наследников престола, особенно в предыдущей династии, женились в среднем в возрасте 17 лет[589]. Так что молодость царя не была причиной откладывать женитьбу. Альтернативным объяснением такой паузы могло бы быть отсутствие отца Михаила, Филарета, плененного и содержавшегося в польской тюрьме до 1619 года. Возможно, существовало нежелание принимать столь серьезное решение, пока действительный глава семьи не мог участвовать в обсуждении выбора невесты. Правда, этот довод опровергается тем фактом, что первая попытка женить царя была предпринята в 1616 году, т. е. когда Филарет еще находился в польском заточении. Более того, даже после его возвращения, состоявшегося в 1619 году, роль Филарета в выборе невесты была скромнее той, какую играла его бывшая жена, мать Михаила, инокиня Марфа (в девичестве Ксения Ивановна Шестова), которая была рядом с Михаилом в момент избрания его на трон в 1613 году[590].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология