Читаем Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков полностью

Лучше всего это промедление объясняется крайне политизированной и потенциально взрывоопасной природой выбора невесты для царя, что вполне проявилось в тех интригах и заговорах, которые возникли, когда семья Михаила наконец подняла вопрос о его женитьбе. Ничто не могло легче пустить вновь потоки крови, как это было в Смутное время, чем невеста, чья кандидатура не была бы универсально приемлемой для всех придворных фракций. Можно предположить, что Романовы — мать Михаила и его дядья, а также их родственники и союзники — помнили о трагической судьбе Лжедмитрия I (убитого спустя чуть более недели со дня своей свадьбы) и царя Василия Шуйского (смещенного с трона в 1610 году и умершего в Польше в 1612‐м), оба они женились сравнительно скоро после восшествия на престол. Таким образом, промедление с женитьбой имело свою цель: оно давало новому царю и его окружению шанс консолидировать власть и построить стабильную государственную систему. Если бы поиск невесты стартовал сразу после избрания Михаила на царство, то борьба за престолонаследие, доминировавшая в Смутное время, трансформировалась бы в борьбу за выбор невесты (что само по себе имело прямое отношение к престолонаследию)[591]. После пятнадцати лет кровной мести, иностранной интервенции, крестьянских и казачьих восстаний лучшим решением было отложить на время царскую свадьбу (даже учитывая очевидный риск для продолжения зарождавшейся династии).

Однако биостатистика Московии (20-летний возраст — это немногим меньше, чем середина жизни у большинства московских правителей)[592] побуждала не забывать о необходимости женитьбы царя Михаила Федоровича надолго. Забелин был прав, предположив, что свою первую невесту, Марию Ивановну Хлопову, молодой царь выбрал на смотре невест[593]. Итоговый отчет-расследование о позоре Марии Хлоповой, написанный в сентябре 1623 года, начинается с того, что она «взята была в Верх, для обиранья его государской радости»[594]. Подготовка к смотру невест началась в конце 1615 года, и к Рождеству Хлопова была избрана[595]. У Хлоповых была длинная, если не сказать выдающаяся, служебная карьера, они множество раз упоминаются в списках служилых людей: в разрядных книгах, Тысячной книге 1550 года, Дворовой тетради и боярских списках конца XVI — начала XVII века[596]. Отнюдь не будучи семьей первого ряда, они вместе с тем имели внушительный послужной список. Одним словом, они были похожи на другие семьи цариц XVI и XVII веков.

После того как выбор был сделан, подготовка к свадьбе шла своим чередом, но — со скоростью улитки. Существующие источники не позволяют составить точную хронологию событий, однако мы знаем, что Хлопова была включена в список кандидаток на смотре невест, который состоялся в Тереме к Рождеству 1615 года, а к июлю следующего года она и ее семья были изгнаны из Кремля[597]. Таким образом, как сообщается в источниках, она жила «в Верху» достаточно долго, но насколько долго, сказать трудно. Согласно расследовательскому отчету от сентября 1623 года, она с родственниками проживала в верхних покоях в общей сложности шесть недель (не шесть месяцев), это значит, что она не сразу после смотра переехала в Кремль[598]. И тем не менее она проживала там необычно долго — факт, заслуживающий комментария в источниках. В Тереме она прошла через различные ритуалы. Она принимала участие в церковных обрядах, которые обозначали ее как супругу царя («и молитва наречению ей была»)[599]. Ей был дан символический титул царицы (а не царевны, как обычно). Ее имя поменяли с Марии на Анастасию, меняя ее идентичность в соответствии с традициями царских невест. С ней стали обходиться согласно тому почтительному этикету и с тем уважением, которые полагались при обращении с царскими особами («чины у ней были по государскому чину»)[600].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология