Невеста из Холмов

Эшлин передернула плечами и напряглась. Старейшина выглядел расслабленно, но и серьезно. Что еще может быть хуже? Самайн приближается. Брендон далеко. Горт готов убивать.

Сильные пальцы сжали ее предплечье.

– Не пугайся. Это спасло нас с тобой, но я не хочу, чтобы ты из-за неведения попала в беду. Мой отец любил говорить: только дурень не думает о том, что будет, когда он прибежит туда, куда несется. Прежде чем мы перейдем черту, за которой понадобятся все возможные силы – а черта близка, – я хочу, чтобы ты узнала о том, почему камень тебя слышит.

Эшлин замерла, боясь дышать. В повисшей тишине было слышно, как галдят на другом конце становища дети, трещат в костре дрова, кто-то зовет: «Линди, неси миски ваши с братом».

– Почему? – одними губами произнесла она.

– Что для тебя значит имя Ноирин?

– Одна из рода моей матери. Умерла до моего рождения. У нас говорили «гордая, как Ноирин». Но мне о ней не рассказывали большего.

– Она была дочерью фоморского короля. Когда-то ши и фоморы пытались заключить мир, и она стала женой Дуэйна из семьи Ясеня. Не всем старейшинам была эта идея по нраву. Я не знаю, как оно было на самом деле, но брат Ноирин явился через пять лет к нашим берегам, чтобы отомстить за то, как унизили его сестру. Ноирин погибла в этом большом сражении, но остался жив в семье Ясеня ее сын. Долго боялись, чтобы он не унаследовал буйного нрава и каменного сердца, и он стал одним из филидов, чтобы даже не прикасаться к оружию. И все же, время от времени, в семье появлялись те, кого слышат камни. Это чужая сила. Если черпать из этого источника, он даст тебе многое, но сожжет тебя. Рожденные камнем не имеют сердца.

Эшлин так близко склонилась к костру, что взлетающие искры едва не касались прядей, выбившихся из‑под платка. Долго молчала, прежде чем ответить:

– Поэтому у меня дурная судьба?

– Поэтому так думали. Ты чем-то похожа на Ноирин. Но судьбу ты творишь сама. И она творила сама.

– Если я и обращусь в камень, то только в тот, что упадет на голову Горту Проклятому.

– Я слышу его. Он тянется к нам. Я не знаю, сколько осталось времени.

* * *

После пренеприятнейшей беседы с магистром инквизитором Эремоном, в которой тот намекал, что виноват в побеге подозреваемой лично ректор, Горт отправился в буковую рощу за городом. Он гнал коня по дороге, тот фыркал, взбрыкивал и все время норовил повернуть к реке. Жаль, что нельзя пустить его короткой дорогой, могло встретиться слишком много свидетелей, да и сапоги потом сушить не хотелось. В роще Горт спешился у небольшого озера и, отпустив поводья, легко кивнул коню. Раздалось громкое ржание, в котором отчетливо слышалось журчание воды, черный конь одним прыжком оказался на берегу и сразу нырнул в воду.

Его хозяин прошелся вдоль ряда буков, подходя к каждому, прикладывая руку к коре, вслушиваясь, пока не нашел самый старший и не сел среди его корней, прислонившись спиной к стволу. Сквозь густую листву проглядывало солнце, отблески становились зеленоватыми. Пересвистывались зяблики – тихо, по-осеннему. Горт отгонял от себя лишние мысли, пока не почувствовал, как дует ветер, растет трава, бегут от корней к кроне соки. Перестал видеть мир, сделавшись его частью. А потом запел.

Песня его звенела над озером, обращаясь к буку, который приютил его, и ко всем букам, что были его родичами и росли вдоль дорог королевства. Каждое дерево связано с другим. Каждая песня – это нить. Слишком тонкая, чтобы найти, где ее конец, но достаточная, чтобы одно из деревьев принесло слова и волю поющего беглецу, скрывающемуся в лесах и идущему дорогами.

«Ты скучал по мне, Гьетал?»

Глава 19 Когда сошлись дороги

Весть о грядущем допросе у инквизиторов, недавно приехавших в Дин Эйрин, принес Эдвард. Он был необычно хмур и встрепан и несколько раз обежал комнату, обращаясь к Аодану с одним и тем же вопросом:

– Не может же быть так, чтобы все пропало?!

Аодан не стал его расстраивать, но лично его опыт ареста и допросов подсказывал, что может. Правда, этот опыт был с городской стражей, а не с инквизицией. Но хрен редьки не слаще.

– Ты же знаешь, как ничего лишнего не сказать, правда? – во взгляде Эдварда надежда смешивалась с суеверным ужасом.

– Ну… золотой под пятку положи. Как на экзамене. У тебя же есть.

Аодан понял, что дело плохо, когда младший принц, вместо того чтобы швырнуть в него подушкой, серьезно пошел искать монету.

Всей притихшей компанией они собрались у женской коллегии и отправились к залу испытаний, где их ждали. Каждый призывал удачу, как мог. Даже спокойная обычно Эпона держала голову так высоко, что рисковала споткнуться, вообще не видя дорогу, и надела фамильную накидку, на которой красовалось столько вышитых гербов семейства Горманстон, что рябило в глазах. В этой броне высокомерия можно было увернуться от неудобных вопросов. По крайней мере, она надеялась.