Я киваю и запускаю пальцы в гриву морлета. Я больше ничего не могу сделать. Я не осмеливаюсь даже заговорить. Каждый раз, когда открываю рот, я рискую раскрыть свою истинную личность. Я могу понизить голос, надеясь, что вуаль приглушит мои слова. Но я не могу защититься от естественной интонации фраз, слетающих с моего языка.
Потребовалось бы не более одного неудачно подобранного слова, чтобы все испортить. Поэтому я держу язык за зубами, пока Фор приводит в движение своего морлета. Мышцы зверя напрягаются подо мной, когда он наклоняется вперед, и я невольно прижимаюсь спиной к сильной широкой груди позади меня. Хватка Фора на моей талии усиливается.
Волна жара обжигает меня. Семь богов небесных, я и не осознавала, как сильно скучала по этим объятиям!
Возьми себя в руки, Фэрейн. Его объятия предназначены не тебе.
Я выпрямляюсь, как будто мне в позвоночник вогнали железный прут. Напрягая все мышцы ног и туловища, я держу себя в руках. Несмотря на плавную поступь морлета, я твердо решаю больше не расслабляться. Меня пронзает волна эмоций – разочарование или обескураженность. Возможно, и то и другое. Фор не знает, как истолковать ледяное поведение своей невесты. С этим ничего не поделаешь. Нам обоим просто придется пережить эту поездку с наименьшими потерями.
Воздух под аркой ворот странно колышется, словно марево в жаркий день. При этом он мерцает странным, едва различимым светом, цвета которого я не могу определить. Это магия. Живая, почерпнутая из квинсатры и воспламененная заклинаниями, заложенными в камни врат. Это мощная работа, древняя и вечная. Я чувствую порыв холода на своей обнаженной коже. Мой желудок сжимается от внезапного осознания того, что сейчас мы погрузимся в зияющие глубины. Паника разливается по моим венам, какой-то первобытный инстинкт кричит, что мы не должны приближаться к такой силе, что мы должны повернуть назад, вновь оказаться в безопасном укрытии.
Морлет отрывается от земли, переходя на быстрый плавный шаг, его шея вытянута, ноздри раздуваются от нетерпения. И лишь в последний момент, как только вспыхивает жуткий цветной свет, я поворачиваю голову и утыкаюсь лицом в плечо Фора.
– Держитесь, – говорит он. Как будто я могу сделать что-то еще.
В следующий момент – или, возможно, в следующий час, или даже на следующий день, или год, или столетие – время внезапно перестало что-либо значить. Я чувствую лишь боль. Она заполняет все мое существо. Хотя она даже не совсем похожа на боль, это скорее ноющее чувство, подобное тому, что возникает в зубах, когда ты кусаешь что-то ледяное. Только это ощущение пронизывает мое тело насквозь, пробирает до самых костей. Поначалу оно всеобъемлющее. Затем мои кости, кажется, медленно распадаются, частицы материи отдаляются друг от друга, удерживаемые вместе тонкими нитями времени и пространства. Возникает порыв тошноты, как будто я падаю и оставляю свой желудок позади. Я не могу заставить себя открыть глаза, не могу ничего сделать, кроме как отчаянно цепляться за свою собственную реальность, заставляя себя помнить, что я все еще есть, что я существовала, что я буду продолжать существовать.
Раздается звук, похожий на «блибт». Затем я делаю резкий вдох. И что за чудо – у меня все еще есть легкие, которыми я могу это делать! У меня все еще есть тело, которое вдыхает воздух, выдыхает его в порыве, а затем сгибается пополам в спазме тошноты. Кажется удивительным, что я могу чувствовать дурноту; что у меня может сжиматься желудок, голова кружится от тошноты, рот способен кашлять и сплевывать. Я реальна. Я существую.
– Ну вот, все в порядке, – голос Фора теплый, успокаивающий. Он нежно кладет руку мне на спину. Я отклоняюсь вбок, полная решимости не вывалить содержимое желудка на еще одного предполагаемого жениха. В последний раз, когда я так сделала, все закончилось плохо. Я придерживаю вуаль, спазм накатывает снова и снова. Было бы облегчением опустошить желудок, но ничего не приходит. Я почти ничего не ела несколько дней. Все, что я могу, так это корчиться в спазмах. Я бы совсем выпала из седла, если бы не рука Фора, обнимающая меня.
– Ну, ну, – говорит он, как будто я какое-то жалкое существо, нуждающееся в том, чтобы его утешили. – Выпустите все, что внутри, если вам это нужно.
Я сплевываю в последний раз и вытираю губы тыльной стороной ладони. Качая головой, я снова опускаю вуаль на лицо и откидываюсь назад. Я ничего не могу с собой поделать. Я не могу сохранять свою неподвижную позу. Судорожно вздохнув, я обмякаю в седле.
– Простите, – шепчу я.
– Не стоит, – сразу же отвечает он. – Вы молодец. Вон там молодой Йок, так он после того, как впервые проехал через врата, несколько часов блевал, как сумеречная кошка.
Как бы подчеркивая слова своего короля, мальчик-всадник появляется из врат позади нас и издает мрачный стон. Он наклоняется над своим морлетом, хватая его за колючую шею и бормоча что-то страдальческое на трольдском.