Невеста моего сына

Сегодня выходной и, кажется, Нику впервые никуда не надо спешить с утра. Мы берем кофе с собой и идем в гостиную. Я до сих пор не долюбливаю эту безликую, белую с золотом, огромную комнату. Она мне кажется слишком холодной, хотя наверняка представляет собой совершенный образец с точки зрения любого дизайнера.

Я перебираюсь на колени Одинцова и обнимаю его шею руками. Он пальцами расчесывает мои спутанные волосы. И я понимаю, что не хочу, чтобы он прекращал. Его прикосновения к моим волосам не вызывают отвращения.

— Так почему ты ходишь к психологу? — тихо спрашивает Ник, а после проводит по значительно отросшим темным корням. — Это как-то связано с тем, что ты красишь волосы?

— Да.

Я не могу смотреть на него, но не хочу в этот момент сидеть далеко от него. Поэтому шире раздвигаю ноги и прижимаюсь грудью к нему, а подбородком касаюсь его плеча. Смотрю на поворот, за ним тот самый туалет, в котором я пыталась натянуть обратно трусики, но не успела из-за нервов.

Кто бы мог подумать, что спустя почти два месяца для меня не будет никого ближе, чем тот разъяренный мужчина. Тогда еще отец моего парня.

— В детстве я была ярко-рыжей. Еще у меня были веснушки, особенно после лета. Я была… Очень заметной, хотя всегда старалась не выделяться. Особенно перешла в пятый класс.

— Что случилось в пятом классе?

— К нам перевели мальчика. Из другого лицея. Никто не знал, почему. Ну вернее, родители знали, а нам, детям, никто ничего не объяснял особенно. Но он нам сам рассказал, конечно. Он очень гордился своими поступками. Любыми.

Одинцов монотонно гладит мою спину, но всем телом я ощущаю, как напряглась каждая мышца в его теле.

— Я была заметной, как я тебе говорила. Не потому что старалась выделиться, а просто… Слишком яркий цвет волос. До того, как этот мальчик появился в нашем классе, никто не обращал особого внимания на меня. Ну рыжая и рыжая… А потом он сделал все, чтобы я оказывалась в центре внимания. Сначала это были шутки. Безобидные. Не на что было жаловаться. Но мы росли, и с каждым годом его внимание ко мне только увеличивалось. Это больше не были детские безобидные шуточки про «дедушку убил», «рыжий-конапатый» и так далее. Он к старшим классам уже обрел определенный авторитет среди мальчишек. И с гордостью рассказывал, как доводил до слез девчонку в другой школе, за что его и перевели сюда. И каждый день, каждый момент всячески отрывался на мне. Каждый учебный год. Издевательства становились все изощренней. У меня так и не было подруг, он старательно распускал обо мне отвратительные слухи, так что никто не хотел со мной дружить. Парней у меня, разумеется, тоже не было. Я жаловалась маме, но… Нужно знать мою маму. Она никогда мне не верила. И никогда ни во что не ставила. Такой уж она человек. И поэтому на все мои жалобы она говорила, что «я просто не хочу ходить в школу». И шутила, что мальчик просто влюбился в меня и «дергает за косички», таким образом. Что мужчины не умеют выражать внимание иначе. Выходило, что только через издевки. И что в целом такое поведение это нормально, и мне не на что жаловаться. Я должна быть рада, что в меня влюбился хоть кто-то. Издевательства продолжались все старшие классы. Он открыто говорил о том, что я везде рыжая, что он спит со мной и так далее. Меня все обходили стороной. А каждое внимание с его стороны заканчивалось моими истериками. Однажды он пообещал, что действительно переспит со мной, все равно никто больше на меня такую не позарится, а я ему еще спасибо скажу. Я так испугалась, что он действительно сделает это, что сбежала из дома. Меня нашли через двое суток, возле теплотрассы. Как меня ругали дома… Ты не можешь себе представить. Я тогда закрылась в ванне с ножницами и готова была к самому худшему. Но в итоге просто полностью отрезала волосы. А потом и побрилась. На лысо. Мама была в ужасе, когда увидела. А я ненавидела свои волосы. Если веснушки со временем перестали быть такими яркими, то волосы — нет. Она не разрешала мне перекраситься, не разрешала даже стричься. У меня были очень тяжелые, густые волосы. Каждое расчесывание — через слезы. Каждое мытье головы — боль. Он не отстал, конечно, когда я вернулась в школу. Если шуточки о моих рыжих волосах уже стали приедаться, то теперь, учитывая мою лысину… Я дала ему новый повод. Показала, что слишком слаба, чтобы дать отпор. Все стало только хуже. Кое-как я закончила школу, а после никогда не возвращалась в родной город. Переехала в Москву, поступила в университет. Но первым делом перекрасилась.

Я думала, что буду плакать.

Но свое я уже выплакала на сеансах. И теперь даже в тишине и по тому, как быстро и рвано бьется сердце Ника, я ощущаю себя в безопасности. Впервые наступает спокойствие. Я еще не приняла ситуацию, не отпустила ее и не готова простить обидчика. Но, впрочем, я и не должна прощать. Это мое право и мои эмоции.

— Черт… Впервые в жизни я хочу кого-то убить. Собственными руками, — цедит Ник. — Я думал, что не могу ненавидеть кого-то сильнее, чем Алену… А оказалось, могу. Как его зовут?

— Не скажу.

— Почему?