— Почему это? Мне плевать, что они думают, Адам. Я выучил сегодняшний урок — не нужно было думать о том, как мое появление в клубе воспримут другие. Если бы я был там, этого бы не произошло. А я не допущу чтобы те, кто ее довел, остались безнаказанными.
Адам впервые поворачивает голову и смотрит на меня.
— Боюсь, что отчасти в том, что случилось с Сашей, виноват именно я.
— Почему ты, если тебя там даже не было?
— Я допустил, чтобы это произошло… Я был не в себе, когда только узнал о вас… Много пил, много говорил другим людям того, что не стоило говорить… Я даже переспал с ее подругой, так сильно хотел отомстить ей. С ее единственной подругой, у которой и был день рождения сегодня. Не знаю, кому я мстил — тебе, себе, вам обоим… И когда Алена вернулась из Африки, я был в таком невменяемом состоянии, что сделал все, что она от меня хотела. Подписал каждую чертову бумажку, что она мне подсунула… Решил, что вот сейчас я уж точно отомщу, так отомщу. И моя жизнь мигом наладится. Но ничего не изменилось. Я злился, ненавидел всех и себя. И только сегодня, когда я сегодня увидел Сашу, кое-что все-таки изменилось.
Делаю выдох и не могу вдохнуть обратно.
Сын как никогда откровенен со мной, а я как будто воды в рот набрал. Если он скажет, что он понял, что она любовь всей его жизни, я не знаю, что делать дальше. Это тупик.
— Я увидел Сашу и вдруг понял, что ничего не чувствую, — медленно произносит Адам. — Кроме того, что должен помочь ей, я больше ни о чем не думал. И пока ехал сюда, к тебе… То понял, что она все равно однажды ушла бы от меня. К кому-нибудь другому, и я бы злился и ревновал точно так же. И, на самом деле, не так уж и важно, кто этот мужчина. Ты или другой. У нас с ней просто не могло быть иначе, мы с ней слишком разные. Мне не интересна биология, экспедиции, звериные повадки. Не интересны двухчасовые передачи о животных, во время которых на выходных я постоянно засыпал. Одним словом, все то, что так интересно тебе, пап.
Шумно и глубоко вдыхаю воздух.
Адам трет лицо руками и продолжает:
— Алена мне, конечно, много всего наговорила. Почти убедила, что вы делали это за моей спиной, еще здесь в Москве. Но потом я вспомнил наш тот разговор в ресторане… Кажется, я только сейчас все-таки понял, зачем ты тогда сделал Алене предложение. Ты ведь держался, как мог в стороне от Саши, правда?
— Да. У нас ничего не было в Москве.
— Это я уже понял. Ты не мог так поступить со мной.
Мой голос тише шепота, но в квартире нет ни одного постороннего звука, и Адам все равно хорошо меня слышит.
— Но я все равно поступил.
Я оцепенел, а глаза подозрительно жжет. Хорошо, что на кухне сейчас темно. Оказывается, говорить с ним по телефону, будучи на другом континенте, было куда проще, чем видеть, как его ломает на на твоих глазах на твоей же кухне.
— Помнишь, в ресторане ты сказал мне, что у тебя только с мамой было иначе, а остальные женщины годятся лишь для того, чтобы удовлетворять мужские потребности?…
Я уверен, что произносил эту фразу в другом контексте, но сейчас не лучшее время, чтобы спорить или поправлять Адама.
— А вот когда я увидел Сашу сегодня, то понял, что сама Саша для меня была именно такой девушкой. Ничего особенного, просто секс. Я даже не предлагал ей жить вместе, хотя мы встречались почти целый год. Она всегда была закрытой для меня, какой-то отчужденной. Я думал, что она просто такой человек, но похоже… Дело не только в ней. А как только мы расстались, я без труда нашел себе сначала одну девушку, потом другую. Без чувств и обязательств. И получается, что для меня не проблема найти другую, для этих потребностей. И теперь мне понятно, что Алена была для тебя именно такой женщиной. Но как на счет Саши, отец? Она для тебя тоже всего лишь потребность? Просто Алена пыталась убедить меня именно в этом.
Отвечаю, прочистив горло:
— Она значит для меня куда больше.
— И когда ты понял, что она та самая, отец?
— Наверное, как только ее увидел. Не знаю, я не анализировал этого. Даже не допускал мысли о ней. И до последнего старался держаться, как можно дальше. Я думал, что у меня больше никогда ни с кем не будет так же, как было с твоей мамой. Но, когда я встретил Сашу, то… Я просто не мог продолжать жить дальше, как жил раньше… Я никогда не думал, что еще когда-нибудь кого-нибудь полюблю, Адам…
Я еще не признавался в любви даже Саше, но так уж вышло, что первым о своих чувствах я поведал именно своему сыну.
Адам снова отворачивается к окну.
— Так значит… Ты любишь ее так же, как маму?
— Иначе… Но да, наверное, как твою маму… Адам, послушай, для меня это ничего не меняет. Ты мой единственный сын. И так будет всегда, несмотря ни на что, помни об этом.
— Ты говорил мне об этом по телефону, когда я звонил тебе в Африку, — задумчиво отозвался сын.
— И это действительно так.
Адам поднимается с подоконника, а мне как никогда сильно снова хочется обнять его, но я вижу, что он еще не готов к этому. Словно читая мои мысли, сын произносит: