Невеста по фотографии

Корейскую христианскую церковь на Палм-стрит, недалеко от прачечной, назвали церковью верхней деревни, а методистскую церковь на Олив-авеню – церковью нижней деревни. Будучи еще до отъезда из Чосона прихожанами методистской церкви, супруги Кесон ходили в церковь нижней деревни. А ставшая после переезда из Кахуку ярой поклонницей Ли Сынмана мама Джули, перейдя в Корейскую христианскую церковь, продолжила посещать церковь верхней деревни и в Вахиаве. Кажется, Подыль поняла, почему каждый раз, когда заходил разговор о семье Джули, госпожа Кесон становилась так немногословна. Поскольку ни она, ни ее муж не ходили в церковь, Подыль не знала, что здесь творилось.

– Здесь люди и по церквям поделились?

Сказав это и цокнув языком, Подыль бросила взгляд на маму Джули. Они однажды поссорились на этой почве, и девушке больше не хотелось отдаляться от той, кто, как родная сестра, так много ей помогал и поддерживал.

– Батальон независимости все продолжает бунтовать! Кто же из них написал фальшивую статью о том, что наш господин Ли навел беспорядки во Временном правительстве и сбежал?

Теперь громко возмущалась не мама Джули, а Хончжу! Удивленная этим Подыль не успела произнести ни слова, как подругу уже поддержала мама Джули:

– Верно! Как же можно обвинять человека, который трудится и днем и ночью на благо наших граждан? Я и раньше тебе талдычила! Образумь своего мужа! А что, ежель он из-за этого решил скрыться? Коли так, то хорошо, что сбежал! Казвают, что энтих газетчиков еще раз проучат, и им мало не покажется!

Подыль задрожала всем телом:

– Тхэван уехал не из-за этого. Он не сбежал, а не захотел больше воевать со своими соотечественниками. Он оставил нас с Чонхо и уехал, сказав, что будет бороться не против своих, а против Японии!

Подыль мирилась с отъездом мужа, утешая себя тем, что ее поступок – это тоже вклад в Движение за независимость, поэтому сейчас у нее к горлу подступил ком и она расплакалась. Хончжу, видимо осознав свою ошибку, села поближе к Подыль и погладила ее по спине.

– Не плачь! Я была неправа. Подобные разговоры только нас разозлят. Наши с вами сестринские отношения останутся неизменными. Я не хочу быть против тебя, Подыль!

Слова Хончжу словно открыли вентиль, и слезы, которые Подыль держала в себе все это время, вылились наружу.

– Не плачь, пожалуйста! Я так сказала, потому что переживаю за твоего мужа как за своего зятя. Мы же, как сказала Хончжу, друг другу как сестры! Потому давайте жить меж собой дружно, не делясь на фракции! – сказала мама Джули, взяв Подыль за руку.

Подыль наконец успокоилась, и враждебность, которая выросла между ними, тоже исчезла.

После визита Хончжу Подыль пошла в парикмахерскую к семье Максон, чтобы постричь Чонхо. Рядом с домом у них тоже была парикмахерская, но Подыль хотела заодно повидать давнюю приятельницу. Девушка решила, что наведается в мебельный магазин Мёнок в следующий раз, потому что до него было далеко. Хотя обе девушки ходили в церковь верхней деревни, Подыль верила, что, как и с Хончжу и мамой Джули, дружба будет на первом месте. Родив девочек-погодок, Максон была беременна в третий раз.

– Она плакала и кричала, что ненавидит мужа, а теперича рожает детей одного за другим!

Вспомнив слова Хончжу и сдержав улыбку, Подыль зашла в заведение. В маленькой парикмахерской стояли огромное зеркало и два кресла для клиентов. Муж Максон стриг одного клиента, а она сама мыла другому посетителю голову. В углу на стульях сидели две девочки и сосали леденцы – видимо, старшие дочери. Когда Подыль кашлянула, чтобы оповестить о своем присутствии, муж Максон обернулся. Наверное, Максон все это время за ним хорошо ухаживала, поэтому он выглядел опрятнее, чем когда она увидела его впервые. И хотя за это время они ни разу так и не пообщались, Подыль была рада снова увидеться спустя три года.

– Здравствуйте! Вы меня не узнали?

На приветствие Подыль муж Максон неловко улыбнулся и поздоровался с ней глазами. Вымыв голову клиенту и вытащив полотенце, Максон посмотрела на Подыль. Под перевязкой одеяла виднелся ее округлившийся живот. Из-за веснушек, усыпавших все ее лицо, ее разница в возрасте с мужем казалась не столь большой.

– Максон, это я, Подыль! Как ты поживаешь? – громко воскликнула Подыль. Ее переполняли чувства при виде подруги, которая, видимо, много чего натерпелась за это время.

– Я слышала. Зачем ты пришла?

Получив неожиданно грубый ответ, Подыль потихоньку спустила со спины Чонхо:

– Я хотела бы подстричь малыша.

Максон взглянула на Чонхо и молча положила подушку для ребенка на свободное кресло для стрижки. Она не то что не выказала никакого любопытства, что было бы естественно после такой долгой разлуки, но даже не поздоровалась и не проявила никакого интереса к ее сыну. Подыль тоже было тяжело расспрашивать о дочках. Едва сдерживая смущение и сожаление, Подыль посадила Чонхо на подушку. Мальчик с ужасом осматривался, а стоило Максон повязать ему на шею платок, как тут же заревел. При каждом движении беременной Максон казалось, что она вот-вот задохнется.