В этот момент мимо них прошел, сияя звездами, барон Геккерен, улыбнувшись Полетике оскалом редких желтых зубов.
– Кто эта путешествующая со звездою обезьяна? – смеялся Пушкин.
– Голландский посланник, барон Луи де Геккерен, – важно цедила Полетика, обмахиваясь веером.
– Только-то! – дразнил поэт. – А я думал, что он из зверинца.
– Успокойтесь, вы квиты симпатиями, – язвила Идалия. – Когда полчаса назад я указала на вас барону Геккерену, он, небрежно взглянув в вашу сторону, с большим удивлением пожал плечами, сказав, что вас опасно принимать высшему свету и особенно там, где бывает государь.
– Ваш голландский барон просто дурак и жалкий трус, – озлобленно вздувал ноздри Пушкин, смотря вслед барону, случайно сказавшему Полетике то, что сам поэт всегда болезненно таил в душе, оскорбляемый надменным к нему неуважением этого сановного круга и в то же время не терявший надежды когда-нибудь заставить это высокомерное общество наполниться уважением к высокому званию писателя.
– Уверяю вас, Александр Сергеевич, – защищала барона Геккерена задетая Полетика, краснея нервным румянцем, – что посланник далеко не дурак, напротив, он умен и пользуется при дворе громадным успехом… Адлерберг – его друг… Бенкендорф тоже…
Пушкин зло хохотал:
– Ну и компания, берегитесь, юноши!
Полетика решила смягчить разговор:
– Ах, вот новость! Говорят, что вместе с бароном приехал из Франции совершенной красоты и изящества молодой…
– Слыхал. Еще один дурак… – оборвал Пушкин, – я дураков чую за тысячи верст.
– Вы положительно несносны… ужасно, – кипятилась Идалия Григорьевна, нервно обмахиваясь веером, – не зная людей, вы…
– Я их знаю, – перебил Пушкин, – в этом мое несчастье. Хотите я предскажу, что все вы влюбитесь в этого красавца, с ума все сойдете и меня сведете с ума…
– И только я останусь верна вам до гроба, – томно вздохнула безнадежно влюбленная в поэта Идалия Григорьевна, взирая на предмет своей страсти чувственными напудренными глазами, – хотя и знаю, что напрасно жду взаимности…
– Да, совершенно напрасно… – подтвердил Пушкин, рассеянно блуждая утомленным взором поверх пестроты копошащихся гостей и придумывая способ вырваться от влюбленной Идалии.
Настойчивая, с большим упрямым мнением о своей персоне, Полетика побледнела от холода последних, небрежных слов раздраженного поэта.
– Может быть, мне лучше оставить вас?
– Простите, я думаю о Наташе… – беспокойно смотрел Пушкин по направлению к танцевальному залу.
В эту минуту снова показался барон Геккерен, сделав вид, что куда-то спешит.
– Барон, – обратилась окончательно побледневшая Идалия, – будьте добры, проводите меня в зал.
– О, с наслаждением, – показал желтые зубы барон.
И Полетика, положивши затянутую в тонкую длинную перчатку руку на руку барона, скрылась в густой пестроте нарядов.
Освободившийся Пушкин, еще раз презрительно взглянув вслед барону Геккерену, пошел в карточную, где надеялся увидеть Вяземского.
Как раз Вяземский выходил из карточной.
– Что, душа, с тобой? Ты расстроен? Кем, чем?
– Черт знает, – возмущался поэт, – эта надоедливая дура Идалия приперла меня в угол гостиной и замучила прилипчивостью. Сумасшедшая баба. Хорошо, что подвернулась голландская обезьяна, посланник Геккерен, взявший ее под свою лапу. Кстати, слыхал ли ты, друг, что-нибудь про этого голландского барона? Идалия передавала, будто этот идиот со звездами скверно, неуважительно отозвался обо мне. Это меня бесит. Я готов его проучить. Что он такое?
– Я лишь знаю, – спокойно, как всегда, улыбался Вяземский, умея действовать умиротворяюще на горячность друга, – и об этом идут справедливые сплетни, что барон Геккерен привез с собой какого-то молодого красивого француза. Отъявленные педерасты, Адлерберг, и Бенкендорф, и сам Геккерен, без ума влюбились в этого красавчика и, кажется, готовят его в кавалергарды, а может быть, уже и приготовили. Скоро свет увидит этого эмигранта. Барон Геккерен этим красавчиком делает себе надежную карьеру при русском дворе. Царь, граф Нессельроде – наш странный министр иностранных дел, Бенкендорф и Адлерберг в большом восторге от барона, сумевшего угодить двору. А знающие его ближе говорят, что он просто грязная, безнравственная, духовно ничтожная личность, злой эгоист, способный на самые низменные средства, вроде этого случая с французом, ради достижения целей своей карьеры. Говорят также, что он занимается большими выгодами по части художественной: скупая и перепродавая разные редкости. Не далее как полчаса тому назад я сам был свидетелем, когда проигравшийся в карты какой-то полковник продал барону за гроши старинный изумрудный перстень. Это послужило поводом для разговоров в карточной, когда ушел от нас барон. Тут, брат, я почерпнул необходимые тебе сведения. Каково?
К разговаривающим друзьям подлетела на шелковых крыльях, как заморская сказочная птица, сверкающая Наташа: