Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес

Как человек высокой справедливости, Пушкин сознавал, что не имеет права насильно помешать этому увлечению жены, ибо в прошлом сам много и пылко горел в огне сердечных успехов.

И теперь должен понять свою молодую, избалованную, пленяющую, но преданную и нежную подругу. Поэтому он сдавленно скрывал свою ревность и лишь осторожно и предупредительно сдерживал устремленную к Дантесу Наташу.

Вечером 3 ноября Наташа с сестрами собиралась на бал. Веселая и возбужденная, забежала она перед выездом в детскую комнату поцеловать четырех своих спящих детей, а потом – в кабинет к мужу, склонившемуся за столом над «Современником», и поцеловала его:

– Милый, взгляни. Как ты находишь это платье? Оно лучше других, не правда ли?

Пушкин рассеянно смотрел на жену.

– Да, да… превосходное платье. Вот и прекрасно. Поезжай, веселись на здоровье, но не очень кокетничай с Дантесом. Нас и без того весь город опутал сплетнями… Это худо… Помни и держи себя достойнее.

– Ты веришь мне? – улыбнулась Наташа.

– Верю и люблю, – подтвердил муж, – но ты будь с Дантесом строже и не поддавайся его навязчивости, не обольщайся уверениями в любви. Все это ложь и вздор. Помни свою честь и мою.

– Помню, – торопилась Наташа, – прощай.

Пушкин погрузился в журнал…

Через некоторое время до него донесся детский плач. Отец заботливо побежал в детскую, помог няне успокоить крошечную Наташу, родившуюся этой весной. Припал к другим трем кроваткам и вернулся к журналу.

Неспокойно, колко билось усталое, изболевшееся сердце: так жадно хотелось уйти от всех тревог. Мысли тонкими нитями снова протянулись в простор к деревенскому покою…

Вдруг тишина встряхнулась неожиданностью. Ранее обыкновенного вернулись Наташа с сестрами с бала. Муж ждал, что жена, по привычке, шумно войдет в кабинет и расскажет свои впечатления. Но этого не случилось.

Снова замерла тишина в доме.

Тихо вошла в кабинет Александра Гончарова и сквозь слезы сказала:

– Милый Александр Сергеевич, не волнуйтесь… не пугайтесь… Право же, ничего страшного нет… Просто Наташа поссорилась с бароном, и мы уехали с бала… Барон неприличен и глуп…

Пушкин побежал к жене.

– Вот ваши балы… довели до беды…

Наташа плакала в кровати.

Муж сел возле жены, утешая ее:

– Успокойся, моя прелесть… Не горюй… не надо… Сашенька сказала мне, что ты поссорилась с бароном… Я этого ждал и ничему не удивляюсь. Так должно было случиться. Лишь бы ты не чувствовала себя виноватой..

– Виновата… виновата сама… – истерически раскрывала свою душу Наташа, – я не понимала, что делала громадную глупость… Несколько раз я тайно встречалась с Дантесом у Идалии. Но, клянусь тебе нашими детьми, Дантес вел себя достойно и почтительно… И только говорил, как всегда, что умирает от любви ко мне… Мне это было приятно слушать… Но вот сегодня барон Геккерен начал умолять меня отдаться Дантесу… Я сделала вид, будто не понимаю его гадости, но он повторил ее… Я расплакалась и уехала домой…

Наташа зарыдала в истерике.

Сбежались сестры.

Всю ночь весь дом не спал.

На рассвете, когда наконец Наташа успокоилась и уснула, Пушкин пошел к своему рабочему столу, углубился в кресло и застыл в молчании, тяжело дыша.

Судорожно сжимались пальцы, как будто держали клинок решения.

Час приближался.

Утром почтальон принес письмо. Пушкин безразлично распечатал конверт.

Глаза сверкнули новым возмущением – перед ним было анонимное письмо в трех экземплярах:

«Великие кавалеры, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев в полном собрании своем, под председательством великого магистра Ордена, его превосходительства Д.Л. Нарышкина, единогласно выбрали Александра Пушкина коадъютором великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом Ордена.

Непременный секретарь граф И. Борх».

Это дело барона! – ударило в мозг.

Еще крепче стиснулись пальцы.

Решение созрело.

Час настал, и надо выйти на честный бой кровавой борьбы.

Образ Дантеса явился достаточной мишенью, чтобы нанести всему сановному кругу смелый ответный удар.

Пушкин послал вызов, преисполненный дерзости.

В доме барона Геккерена грянул врасплох залп ужаса… В трусости и отчаянии оцепенели два сердца, насмерть перепуганные герои большого света.

Коварная игра из-за угла грозила опасностью.

Одна мысль, что Жорж может погибнуть на поединке, заставляла барона пойти на какие угодно уступки и унижения, на какие угодно мольбы о пощаде, лишь бы сохранить драгоценную жизнь сиятельного рыцаря-избранника.

Барон и Жорж, еще вчера гордо блиставшие в беспечных салонах, сегодня, объятые страхом трусости, жалко дрожали.

– Что делать? Как быть?..

И вдруг – счастливая идея.

Барон трясется в радостной надежде: