Папенька посмотрел на меня с большим интересом. На лице его отразился усиленный мозговой процесс, видно, он перебирал в уме многочисленных дочек, племянниц и кузин придворных лизоблюдов.
– Нет, папа, нам не нужна пустышка, умеющая разбираться только в украшениях и кружевах. Нам нужна серьезная, хозяйственная девушка!
Папа скептически на меня посмотрел. Хотел подчеркнуть, что принцесса сама ни в чем не разбирается? Уж как воспитал, папуля! Меньше надо было по фавориткам скакать и больше интересоваться учебой принцессы. Запродал меня за два рудника и горный хребет, теперь прислушивайся, а то ведь я снова сбегу, опыт есть.
– Папа, помните, на суде был такой хуторянин лэр Грудис? Вот у него дочка – настоящая, прирожденная гофмейстерина.
– В уме ли ты? – закашлялся папенька. – Крестьянка?
– У нее достоинства больше, чем у лиры Клариссы, а ума – в три раза больше, чем у баронессы Штернблум. За пару месяцев она всему научится, ручаюсь.
– Но крестьянка?!
– А вы выдайте ее замуж за придворного мага или за нашего лекаря. Оба холосты и сильно нуждаются в достойной жене. Оба они весьма умные люди и смогут оценить по заслугам сокровище, которое нужно лишь слегка отмыть и поскоблить. Не так уж я много прошу, папенька. Вверять хозяйство надо в руки, способные его удержать.
– А лэрды согласятся? – сомневался папенька.
– Что вам, трудно ее нетитулованной дворянкой объявить? За благородное поведение и заслуги перед короной?
– Да какие у нее заслуги? На кой черт тебе это нужно!?!
– Папенька, вы монарх хоть куда, но без женского глаза ваш дворец по ниточкам растащат! А вы – то отравительницу к себе приблизили, то форменную корову фигурой и курицу по уму! Только женщина может вас оградить от других женщин. Вы папенька, простите, мужчина и бессильны перед женскими хитростями. Ведетесь, как карась на опарыша. Даже такая дура и ханжа, как лира Кларисса, смогла вас убедить в своей красоте и уме.
– Дитя мое! – важно сказал папенька.
– Папуля! Почему вы уверены, что курица – умнейшая женщина в мире? Она вам сказала? И вы поверили? А почему про меня во дворце расходятся гнусные сплетни, позорящие королевскую честь? – прищурилась я.
– Так ты… ты ведь сама виновата, деточка!
– Ну конечно! Виноваты те, кто распускает языки. Я, между прочим, невинная девушка с сегодняшнего утра. Значит так, соберите-ка мне тут начальника стражи и сенешаля. Накидаю вам план пиар-компании. И чтоб к вечеру все в городе и во дворце знали, что принцесса воспитывалась в строгом уединенном монастыре… каком?
– Святой Урсулы?
– В монастыре Святой Урсулы, прибыла лишь три дня назад, ни в чем горяченьком замечена не была, нецелованная девица, а ее роль исполняла в целях безопасности простолюдинка Анни, ибо покушений на принцессу было столько, что пришлось ее надежно прятать. Понятно?
– А зачем? – задал папенька глупый вопрос.
– Затем, что принцесса – олицетворение чистоты и невинности! Скромности и благопристойности! Ну как допустили, что весь дворец чешет языки? Их надо было сразу отсекать! Думаете, король Эрберт – идиот и ему не докладывали, что принцесса, как минимум, уже замужем побывала? А народ, который меня у храма приветствовал и своими глазами видел? Не говоря уже о толпе любовников и прочих милых шалостях? Королю на мне как жениться? Скрипя зубами?
– Да-да, ты совершенно права, и как я не подумал раньше, – спохватился папенька и начал раздавать распоряжения. Нет, там, где плохо говорят о принцессах – это плохой дворец, тут надо проводить основательную чистку.
Глава 24
Заменитель жениха должен был меня ожидать в храме. А сопровождать меня к алтарю, разумеется, будет папенька. Самым приятным было то, что из дома княжны Идалии доставили мою потертую дорожную сумку с милой записочкой от княжны. Записочку я смяла и кинула в камин, а сумку перетряхнула. Нет, паж Кларенс – мастер сборов, вот как надо ухитриться, чтоб положить все нужное и не взять лишнего? Мой спортивный костюм, форма горничной, удобные легкие туфли. Расческа, набор для шитья, немного белья. Положить осталось только шкатулочку с лекарствами от лэрда Вардиса – на всякий случай. Вдруг не удастся выбраться через полгода? Особенно тщательно я прощупала пояс запасной нижней юбки – зашитые драгоценности, прихваченные при побеге от Деровера, до сих пор были на месте. Пригодятся. Я покосилась на три огромных, в рост человека, сундука. Эти сундуки, разумеется, останутся тут, а сумку понесет Ромео.
Ромео выглядел слегка встревоженным, подавая мне руку.
– Что случилось, ты передумал ехать?
– Я тут поговорил с ребятами из посольства, – Ромео замялся.
– Ну? – поторопила я его. – Король – извращенец, ест на завтрак котиков, у него пирсинг в члене?
– Что такое пирсинг?
– Забудь, – я отмахнулась.
Теперь мне предстояло взгромоздиться на белую кобылу. По законам Шардана, я в белом наряде должна была проехать до храма верхом. Конюх поклялся, что эта самая смирная и послушная из всех возможных, но до чего же огромная зверюга! Конюх и Ромео помогли мне залезть на нее.