Невидимая Россия

— Одна волна уходит, но сейчас же нарастает другая, — сказал он. Большевики сильны чужой слабостью, а сами вечно несут в себе семена внутренних противоречий и взаимной борьбы. Играя на ненависти людей друг к другу и безмерно развивая ее, коммунисты должны постоянно кого-то уничтожать; если не будет врага внутри страны или вне ее, то партия уничтожит сама себя. Это теория, а, с точки зрения реальной, вместо социализма в понимании XIX века, развивается обыкновенное рабовладельческое хозяйство, тем более, что всё время растущее количество недовольных надо куда-то сплавлять. Так вот и балансируют, балансируют иногда до гениальности ловко, но не живут нормально, а балансируют. Русский народ выделяет из себя толпы талантливых людей, их возносят со сказочной быстротой по общественной лестнице, а затем, как царица Тамара, низвергают в бушующий Терек. Благодаря этому, на воле кипит психологический водоворот так, что некогда опомниться. А вот, что делается в лагере — это я надеюсь узнать от тебя.

— По моим наблюдениям, — сказал Павел, — заключенные в среднем головой выше оставшихся на воле, процентов десять из них способны на большую созидательную работу. Вообще, я думаю, если освободить лагерников и дать им в руки оружие, конечно, обезвредив уголовников, то это была бы ни с чем несравнимая положительная сила. Вопрос в том, как это сделать. Откровенно говоря, мы, после того, как возможности 1929–30 гг. были упущены, надеялись на внешнее столкновение и, в частности, на Германию.

Сергей Иванович поморщился.

— Всё, что ты говорил до сих пор, очень интересно и, по-моему, совершенно правильно: я на воле пришел к таким же выводам. Но что касается Гитлера — ошибаешься. Я слышал по радио его речь — впечатление несолидное. Много демагогии и истерии, разумной политики от такого человека ожидать не приходится, расовая же теория стоит теории классовой борьбы. А почему ты думаешь, что без военного толчка переворот невозможен?

— Я думаю, — ответил Павел, — что переворот возможен и при внутреннем толчке, но технически представить его себе гораздо труднее. В конечном итоге, советская система стоит на трех китах: использовании низменных инстинктов, страхе и пропаганде. Вся государственная машина работает настолько энергично и все несогласные так радикально уничтожаются, что нужна серьезная остановка этого дьявольского механизма, чтобы организовать сопротивление. С другой стороны, в лагере я, как никогда, почувствовал, что борьба с коммунизмом есть не только наше национальное дело, но что она просто немыслима без участия всех мировых антикоммунистических сил, и, уверяю вас, это так же ясно понимает каждый рядовой заключенный. Большевизм не успокоится, пока не будет сокрушен или не придет к мировому владычеству; стало быть, судьба раскулаченных русских крестьян ожидает американских фермеров в такой же степени, как и немецких бауэров; стало быть, весь мир заинтересован в поддержке русских антибольшевиков. Вопрос настолько прост и ясен, что у нас его понимают все, а заграницей, во всяком случае, люди, стоящие у власти, не могут быть глупее русского мужика.

Сергей Иванович покачал головой.

— Очень сомневаюсь. Во-первых, взгляд среднего советского человека, что заграница в целом составляет один «буржуазный мир», а фашизм и национал-социализм являются «высшей формой империализма», не соответствует действительности. Если бы западная Европа, хотя бы и Америка, ощущали свою связь, как связь государств, выросших на основе христианской культуры и ясно понимали бы, что коммунизм это — прежде всего учение, борющееся с христианством, тогда ты был бы прав; но тот же национал-социализм, по существу, почти также враждебен христианству, как и коммунизм, а остальные народы давно стали только наполовину, а то и на четверть христианскими, и поэтому не имеют общей основы, которую можно было бы противопоставить последовательно атеистическому коммунизму. Пройдет еще очень много времени, пока они полностью осознают коммунистическую опасность и поставят вопрос о борьбе с ней с должной серьезностью; пока же Гитлер будет больше думать о восстановлении Германии в прежних границах и уничтожении евреев, чем о борьбе с красной опасностью.

— Но в таком случае коммунизм имеет все шансы еще более укрепиться, — почти с испугом воскликнул Павел.

— Очень может быть, что ты и прав, — грустно согласился Сергей Иванович, — во всяком случае, наша задача остается прежней: сделать всё возможное для сплочения и укрепления антибольшевистских сил внутри страны, всё время внимательно следить за ростом внутренних противоречий в партии, и постараться не пропустить следующий благоприятный момент для окончательного свержения этого строя. Надо запасаться терпением и выдержкой: рано или поздно, наш час пробьет.

— А каково ваше личное положение? — спросил Павел.

— Постепенно вытесняют со всех позиций. Последний год работаю исключительно дома: перевожу, комментирую, кое-что пишу, о настоящей работе не может быть и речи.

— А не вытеснят они нас таким образом совсем из жизни?