— Браво, сэр! Если я не ошибаюсь — а ошибаюсь я редко, так как достаточно хорошо знаю людей, — вы внесете в европейский роман небывалую глубину содержания. А как вы думаете развить эту тему?
— Начинается с того, что молодой человек и девушка встретились и влюбляются друг в друга.
— Прекрасное начало!
— Каждый из них знакомится с семьей другого — то есть с отцом, матерью и другими родичами.
— Отлично. Ну, и что же дальше?
— При дальнейшем знакомстве обе семьи сходятся теснее: родители с родителями, дедушка и бабушка — с дедушкой и бабушкой, и остальная родня жениха — дяди, тетки, кузены и кузины — с родней невесты. Возникают всякие личные отношения, и хорошие, и дурные: тут и дружба, и любовные связи, и антипатия, вражда, отношения натянутые и, напротив, сильное взаимное влечение. Путем такого сложного и многообразного взаимопроникновения обе семьи почти срастаются в одну двухполюсную общественную подгруппу.
— О, это хорошо придумано, мистер Уэлтон. Это хорошо придумано. Ручаюсь, что у нас в Штатах ваш роман встретит горячий прием! Простите, что забегаю вперед, но, поскольку вы уже рассказали так много, не скажете ли еще, что будет дальше?
— С удовольствием, мистер Купферстечер. Вы сами видите, что развитие такой сложной фабулы займет не одну сотню страниц. Когда конфликт назреет, я, говоря языком социологии, изображу великий кризис. В центре этого комплекса личных взаимоотношений — молодая пара, встреча которой дала толчок всему остальному. Теперь они начинают охладевать друг к другу. То, что они принимали за любовь, было не более как мимолетное увлечение — и они расходятся. Когда же эта основная связь рвется, во всей группе возникает центробежное движение. Одна за другой рушатся и другие связи. Иссякают любовные страсти, умирает дружба, взаимная вражда сменяется взаимным равнодушием, натянутость ослабевает, близость переходит в официальное знакомство людей, которые только здороваются при встрече на улице, а потом уже, по молчаливому уговору, избегают друг друга. Словом, полный разлом.
— Значит, к концу все окажется так, как было в начале?
— Не совсем. Я хочу показать, что каждый эпизод в человеческой жизни, каким бы он на первый взгляд ни казался пустым и незначительным, оставляет след, живой росток, залог будущего. Ничто никогда не проходит бесследно. Засыхая, дерево оставляет где-нибудь свое семечко.
— Это гениально, мистер Уэлтон! Грандиозность вашего замысла убеждает меня, что вы — один из величайших творческих умов нашего времени. А ваш призыв к оптимизму — именно то, что сейчас необходимо миру. Скажите, пожалуйста, что же сохранится после этого разлома?
— А вот что: одна искорка чувства уцелеет в общем крушении — обе бабушки все еще любят сидеть вдвоем и вязать. Так что концовка такая: две сребровласые старушки наслаждаются взаимной дружбой.
— Замечательно! Позвольте пожать вашу руку, мистер Уэлтон! Встреча с вами останется для меня весьма отрадным воспоминанием.
Гарстенг тем временем отошел к Халлесу.
— Вот что, Халлес. Судя по списку, к вам сегодня никто не приехал. А я и за обедом, и после обеда буду страшно занят. Так, может быть, вы не откажетесь поухаживать за моей гостьей, мисс Трегаллик? Мне неудобно сажать ее за почетный стол: если из всех рядовых сотрудников ей одной будет оказано такое предпочтение, это покажется странным. Уэлтона, Тредголда и Порпа я представил гостю в качестве декана, казначея и помощника казначея, так что их присутствие за нашим столом вполне естественно. Ну, а мисс Трегаллик уже представлена в, качестве одной из писательниц, так что... Будьте любезны, составьте ей компанию за обедом, а потом она вместе со всеми потанцует, пока я не освобожусь.
Халлес выразил готовность провести вечер с мисс Софи, и Гарстенг тут же познакомил их.
— Да, недурное развлечение приготовил мне Артур! — сказала Софи, когда Гарстенг оставил их вдвоем. — Приглашает в гости, а потом оказывается, что ему некогда побыть со мной — он, видите ли, должен увиваться вокруг какого-то богатого янки и этой дряни, которая явилась сюда без приглашения. Для меня у него нет времени, и я должна забиться в уголок, как бедная родственница! Клянусь богом, я его проучу!
Они мерили друг друга оценивающими взглядами.
— А вы мне нравитесь. И, во всяком случае, выто ни в чем не виноваты, — сказала Софи уже милостиво. — Вашу фамилию я слышала — Халлес. А имя как?
— Молверн.
— Ну хорошо, я вас буду называть по имени, и вы зовите меня просто Софи. С какой стати я из-за этого пролазы Артура стану портить вечер и себе и вам! Давайте постараемся провести его как можно лучше.
Она посмотрела на Халлеса с улыбкой, и он отметил про себя, что, когда она не злится, она очень мила.
Зазвучал гонг, и все общество двинулось в столовую.