Невидимый человек

Я ее увидел, когда проснулся: она сидела в дальнем углу комнаты и читала газету, напряженно уставясь на страницу; очки съехали почти на кончик носа. Потом я заметил вот что: хотя очки у нее на прежнем месте, но глаза смотрят не на страницу, а на мое лицо и освещаются медленной улыбкой.

— Как самочувствие? — спрашивает.

— Гораздо лучше.

— Так я и думала. А будет еще лучше после моей похлебки, я тебе на кухне приготовила. Ты знатно поспал.

— Правда? — сказал я. — Который час?

— Около десяти. Кажись, тебе отдохнуть требовалось. Лежи-лежи! Сначала поешь, потом встанешь, — сказала она и вышла.

Вернулась она с бульонницей на тарелке.

— Это тебя мигом на ноги поставит, — заверила она. — Поди, в ночлежке о таком уходе и не мечтал? Теперь садись, да не спеши, обожди. Мне, кроме как газеты читать, и заняться-то нечем. К тому же люблю компанию. Ты по утрам торопишься?

— Нет, я сейчас после болезни, — ответил я. — Но мне нужно искать работу.

— Я так сразу и поняла, что хворый. Что скрывать-то было?

— Не хотел никого беспокоить, — ответил я.

— Мы все кого-нибудь да беспокоим. А ты только-только из больнички.

Я поднял голову. Она сидела в кресле-качалке, наклонившись вперед и легко обхватив руками прикрытые фартуком колени. Неужели карманы мои обшарила?

— Откуда вам это известно? — спрашиваю.

— Ишь, бдительный-подозрительный, — сурово произнесла она. — Что не так с этим миром: люди перестали друг другу доверять. Ты весь пропах больничкой, сынок. От твоих вещей так разит эфиром, что можно пса погрузить в глубокий сон.

— Не помню, чтобы я говорил про больничку.

— Без лишних слов понятно. Этот запах ни с чем не спутать. Родня в городе есть?

— Нет, мэм, — ответил я. — Мои все на Юге живут, а я приехал, чтобы заработать на колледж, да приболел.

— Вот ведь незадача! Но все наладится. Кем же ты хочешь стать?

— Теперь и не знаю, а поначалу думал выучиться на преподавателя. Но сейчас не уверен.

— А чем плохо учительствовать?

Я задумался, отпивая небольшими глотками вкусный горячий суп.

— Ничем не плохо, просто мне хочется заниматься немного другим.

— Ну, не важно, как ты решишь, только надеюсь, что люди нашей расы смогут тобой гордиться.

— Я тоже надеюсь, — отозвался я.

— Ты не надейся, а за дело берись.

Я смотрел на ее массивную, неподвижную фигуру и размышлял о том, чего хотел добиться и к чему это привело.

— Вы, молодежь, должны изменить эту жизнь, — сказала она. — Все сообща и каждый в отдельности. Только вам это под силу. Не сидите сложа руки, боритесь и поднимайте каждого из нас на ступеньку выше. И вот еще хочу сказать: в первую голову это касается южан, они еще помнят, как огонь жжет. А здесь большинство запамятовало. Нашли себе местечко потеплее, а о тех, кто на дне, забыли. Многие только языками мелют, а на деле все позабыли. Это ваша задача, молодежь: помнить и быть в первых рядах.

— Да, — согласился я.

— И будь осторожен, сынок. Это Гарлем, не попадись в его сети. Я в Нью-Йорке, но Нью-Йорк — не во мне, понимаешь, о чем я? Смотри, не продавайся за грош.

— Не буду. На это у меня нет времени.

— Ладно, как погляжу, из тебя выйдет толк, береги себя.

Я направился к выходу, а она, поднявшись с кресла, пошла меня провожать.

— Если когда-нибудь захочешь снять комнату где-нибудь кроме «Мужского пансиона», обращайся, — сказала она. — Уступлю за недорого.

— Буду иметь в виду, — пообещал я.

* * *