Невидимый человек

И все же работа доставляла мне удовольствие в это стабильное время. Я смотрел в оба и держал ухо востро. Братство представляло собой вселенную внутри вселенной, и я намеревался разгадать все ее тайны и открыть новые горизонты. Мои возможности были безграничны, во всей стране не существовало другой организации, где бы я мог достичь желаемых высот. Даже если это означало восхождение на вершину словесности. Несмотря на бесконечные разговоры о науке, я со временем уверовал в магию устного слова. Иногда я наблюдал за игрой света и тени на портрете Фредерика Дугласа и размышлял о магической силе слова, позволившей ему в кратчайшие сроки проделать путь от раба до службы в правительстве. Я думал, нечто похожее происходит и в моей жизни. Дуглас бежал на Север страны и устроился работать на судоверфь; здоровенный детина в матросской форме, он, как и я, сменил имя. Как звали его при рождении? Не столь важно — самим собой он стал, уже будучи Дугласом. И вопреки собственным ожиданиям обрел свое «я» не как мастер по ремонту лодок, а как блистательный оратор. Возможно, смысл магии заключается в неожиданных трансформациях. Как говаривал мой дед, «в начале жизни ты Савл, а в конце — Павел». Когда ты юн, ты — сам себе Савл, потом жизнь бьет ключом, но все больше по голове, и ты пытаешься стать Павлом… хотя до сих пор позволяешь себе савличать на стороне.

Нельзя знать наперед, куда приведет тебя жизнь, — в этом можно не сомневаться. Пожалуй, это единственное, в чем можно не сомневаться. И нельзя знать, какой путь ведет к цели, но если она достигнута, значит, и путь был выбран верно. Не произнеси я той речи, которая обеспечила мне стипендию в колледже, и еще обеспечит, как я рассчитывал, место у Бледсоу, через посредство которого меня в итоге выдвинут в национальные лидеры? Получается, я тогда произнес речь, которая превратила меня в лидера, правда, совсем иного рода, нежели я мог ожидать. Значит, все сложилось так, как надо. И сожалеть не о чем, думал я, глядя на карту; кто ищет индейца — всегда найдет, правда, совсем иного племени и в ярком новом мире.

Если вдуматься, мир странно устроен, но все же миром управляет наука, а Братство использует науку и вместе с ней историю в своих интересах.

Получается, этот временной отрезок я прожил насыщенно, как самый азартный игрок цифровой лотереи, которому любой пустяк — плывущие облака, проносившиеся мимо грузовики и вагоны метро, сны, книжки с комиксами, форма собачьего дерьма, размазанного по асфальту, — видится указанием на счастливую комбинацию цифр. Я был поглощен всеобъемлющей идеей Братства. Эта организация придала новый облик мировому устройству, а мне отвела в нем жизненно важную роль. Неразрешимых проблем больше не существовало — с помощью нашей науки любое дело доводилось до конца. Наша жизнь ограничивалась строгими рамками и подчинялась дисциплине, которая особенно наглядна в те моменты, когда она соблюдается. Система работала как часы.

Глава восемнадцатая

Та история с Бледсоу и попечителями приучила меня читать все бумаги, попадающие мне в руки, а потому я не отбросил в сторону этот конверт. Он был без марки и казался наименее важным в утренней почте:

Брат,

Совет тебе от друга, который пристально за тобой наблюдает. Сбавь обороты. Продолжай работать для народа, но не забывай, что ты лишь один из нас, и заруби себе на носу: кто высоко взлетел, тому помогут низко упасть. Ты южанин и не понаслышке знаешь: это мир белого человека. Прими же дружеский совет: умерь свой пыл, чтобы и впредь оказывать помощь цветным. Они не хотят, чтобы ты слишком разгонялся, и помогут тебе упасть, если не притормозишь. Будь умнее…

Я подскочил, и письмо ядовито зашуршало у меня в руках. Что имелось в виду? Кто мог такое написать?

— Брат Тарп! — позвал я при повторном взгляде на строчки, выведенные смутно знакомым дрожащим почерком. — Брат Тарп!

— Что такое, сынок?

Я поднял голову: меня ожидало еще одно потрясение. В сером утреннем свете мне померещилось, будто с порога на меня глазами брата Тарпа взирает мой дед. Я даже охнул, а после наступила тишина, которую нарушало только свистящее дыхание невозмутимого брата Тарпа.

— Что случилось? — спросил он, хромая в кабинет.

Я потянулся за конвертом.

— Каким образом это сюда попало? — спросил я.

— А что такого? — Он спокойно взял конверт у меня из рук.

— Без марки.

— Да, верно… я тоже заметил, — сказал он. — Думаю, письмо бросили в наш почтовый ящик еще вчера, на ночь глядя. А сегодня я его забрал вместе со всей корреспонденцией. Оно попало к тебе по ошибке?

— Нет, все верно, — ответил я, избегая его взгляда. — Правда… штемпеля нет. Хотел узнать, когда оно… Почему ты так на меня смотришь?

— Ты будто привидение встретил. Тебе нездоровится?

— Нет, что ты, — сказал я. — Просто настроение так себе.

Повисла неловкая пауза. Он не двигался с места, и я заставил себя вновь посмотреть ему в глаза: моего деда там уже не было, осталось только пытливое спокойствие. Я сказал: