Я понимал, что мне пора бежать по делам, но был не в силах отвести взгляд от пляски этой бездушной, бесхребетной, беспечальной куклы; желание повеселиться вместе с зеваками боролось во мне с желанием растоптать ее прямо сейчас, но бумажный человечек внезапно обмяк, и я увидел, как зазывала наступил носком башмака на круглую картонку-ступню, а затем пальцы крупной черной руки сжали кукольную голову и ловко потянули вверх, отчего шея удлинилась вдвое, а когда кукольник отпустил эту картонную голову, кукла заплясала сызнова. Но вдруг пальцы зазывалы перестали двигаться в такт его песне. У меня возникло ощущение, будто я зашел в мелкий водоем, где дно вдруг сорвалось с места и накрыло меня с головой. Я поднял глаза.
— Не может быть… ты… — начал было я.
Однако кукловод намеренно смотрел мимо меня. А я замер, как пригвожденный, и услышал:
И в самом деле, это был Клифтон: он с легкостью елозил на коленях, походя разминал ноги, не меняя ступни, задирал и опускал правое плечо так, чтобы рука неподвижно указывала на пляшущую куклу, и напевал куплеты, почти не раскрывая рта.
Снова раздался свист. Клифтон метнул взгляд на своего приятеля, стоявшего наготове с картонным коробом.
— Налетайте, покупайте крошку Самбо, покуда нам не настала амба! Не стесняйтесь, господа, кому?..
Свист повторился.
— Кому куклу Самбо — плясуна и прыгуна? Торопитесь, торопитесь, господа. У нас нет лицензии на продажу малыша Самбо, приносящего радость в каждый дом. Радость не облагается налогом. Не надо стесняться, почтенная публика…
На миг наши глаза встретились, он презрительно усмехнулся и снова завел свои куплеты. Меня словно предали. Я перевел взгляд на куклу, и горло мое стиснул спазм. К мокроте примешивался вкус ярости: развернувшись на пятках, я ринулся вперед.
В воздухе сверкнула белая вспышка, послышался невнятный стук, словно капли сильного дождя забарабанили по газетной полосе, и я увидел, как бумажная кукла повалилась на спину и обмякла, превратившись в мокрый ком бумаги с мерзкой, свернутой набок головенкой на вытянутой во всю длину шее и с вечно улыбающейся физиономией, обращенной к небу. Толпа с негодованием двинулась на меня. И опять раздался тот же свист. Какой-то пузатый коротышка посмотрел вниз, тут же поднял на меня изумленный взгляд и взорвался хохотом, тыча пальцем то в меня, то в куклу и раскачиваясь на месте. Толпа попятилась назад. Я заметил, как Клифтон идет по направлению к дому, где его дожидается напарник с картонным коробом. Вдоль стены дома выстроилась целая вереница бумажных кукол, которые, подобно танцовщицам из кафешантана, с непотребным усердием вскидывали ноги под истерический смех толпы.
— Ты, ты! — начал я, но Клифтон лишь подхватил пару кукол и шагнул к бордюру.
Теперь стоявший на стреме напарник Клифтона оказался совсем близко.
— Идет, — сообщил он, кивая в сторону приближающегося полицейского, сгреб в охапку всех кукол и, побросав их в свой короб, двинулся прочь.
— Дамы и господа! Прошу всех за малышом Самбо, мы продолжим за углом, — прокричал Клифтон. — Вас ждет необыкновенное представление.
Исход произошел стремительно; зазевались только двое — я и почтенная старушка в синем горошчатом платье. Она с улыбкой посмотрела на меня, потом на тротуар, где валялась одна из кукол. Я уже занес ногу, чтобы растоптать эту штуковину, но старушка взмолилась:
— Ой, нет, не надо!