Невидимый человек

Прямо напротив нас стоял полицейский. Изменив свой план, я наклонился, поднял с асфальта кукольного человечка и одновременно с этим отошел в сторону, чтобы ее разглядеть. На ладони у меня лежала диковинно-невесомая игрушка, и я почти не сомневался, что сейчас почувствую биение ее сердца. Но это была всего лишь неподвижная оборка из гофрированной бумаги. Я сунул куклу в карман, где носил железное звено от кандалов брата Тарпа, и направился вслед за расходившимися зрителями. Однако пересекаться с Клифтоном мне не хотелось. Не мог я спокойно на него смотреть. Чего доброго, выйду из себя и брошусь на него с кулаками. Я развернулся и, минуя полицейского, направился к Шестой авеню. Вот уж не думал, что увижу Клифтона при таких обстоятельствах. Что с ним случилось? Вдруг, беспричинно, нежданно-негаданно. Как он мог в такие короткие сроки отречься от Братства и заняться черт знает чем? И если уж отрекся, зачем старается утянуть за собой все отделение? Что скажут его знакомцы-единомышленники, не состоящие в рядах Братства? Вполне возможно, что он и впрямь решил «вырваться из хода истории», — кажется, так он выразился в ночь драки с Расом? Пораженный этой мыслью, я замер посреди тротуара. «Выпасть»… именно это слово употребил тогда Клифтон. Но он же понимает, что только Братство дает нам возможность проявить себя и не превратиться в пустышек — в бумажных кукол Самбо. Какое жестокое, обидное попрание всего человеческого! Господи! А я еще огорчался, что меня не позвали на совещание! Не позвали — и ладно, тысячу раз наплевать и забыть. В чем причина — тоже не важно. Я выкину подобные мысли из головы и буду держаться Братства. Без Братства я «выпаду»… окажусь на обочине. А эти ужасные куклы, где они только их откопали? Неужели нет других способов заработать двадцать пять центов? Может, лучше уж тогда продавать яблоки, ноты или хотя бы чистить обувь?

Пытаясь разобраться в этих переплетениях, я прошел мимо входа в метро и повернул за угол на Сорок вторую улицу.

Когда я вышел из-за угла на солнечный свет, у края тротуара толпились прохожие, приложив ладони козырьком. Я видел, как по проезжей части двигались машины, послушные сигналам светофора, а на другой стороне улицы немногочисленные пешеходы оглядывались назад, вглубь квартала, где под деревьями Брайант-парка шагали двое мужчин. Я видел взлет голубей, выпорхнувших из-за высоких крон, и все это произошло в краткий миг их кружения, мгновенно, под гул и шум проезжающих мимо машин — однако в моем сознании это выглядело как замедленная прокрутка фильма с выключенной звуковой дорожкой.

Поначалу я решил, что те двое — это коп и чистильщик обуви; но вскоре в плотном потоке машин образовался пробел, по трамвайным рельсам пробежал яркий солнечный луч — и я узнал Клифтона. Его приятель куда-то запропастился: теперь Клифтон сам нес на левом плече картонный короб, а следом, чуть сбоку, медленно шел коп. Они двигались мимо газетного киоска в мою сторону, а я переводил взгляд с трамвайных рельсов на пожарный гидрант и выше, на кружащих в воздухе птиц, и думал: придется, как видно, пойти за ними, чтобы уплатить штраф за Клифтона… и тут коп толкнул его в спину, да так, что Клифтон споткнулся и сделал попытку придержать короб, грозивший ударить его по ноге, а сам бросил какую-то фразу через плечо и пошел дальше, и тут один из голубей спикировал на тротуар и тотчас же взмыл кверху, потеряв белое перышко, которое поплыло по воздуху в слепящих отблесках солнца; у меня на глазах этот коп в черной форменной рубашке решительно шагнул вперед и вытянутой рукой опять толкнул Клифтона; на сей раз тот едва удержался на ногах, заковылял по асфальту и вновь бросил какие-то слова через плечо; мне частенько доводилось видеть такие, с позволения сказать, марши, но никогда еще в них не участвовал такой персонаж, как Клифтон. Я видел: коп рявкнул какую-то команду, в очередной раз вытянул руку, но промахнулся и сам потерял равновесие, а Клифтон по-балетному, как на пуантах, развернулся к полицейскому и очертил в воздухе правой рукой короткую, резкую дугу, отчего туловище его качнулось влево и короб соскользнул с плеча; тогда Клифтон, чуть отставив правую ногу, плавным движением выполнил левый апперкот, от которого у копа слетела фуражка и подкосились ноги; он попятился и рухнул навзничь, а Клифтон резким пинком отбросил в сторону короб и присел, выжидательно подняв руки и выставив вперед левую ногу. В промежутках между проезжающими машинами я видел, как полицейский, точно пьяный, ползет на животе, опираясь на локти, мотает и трясет головой вверх-вниз… и где-то посреди глухого рева машин и грохота подземки я услышал частые выстрелы, от которых голуби, словно оглушенные стрельбой, разом слетели вниз. В следующий миг коп уже сидел на асфальте, а затем попытался привстать, неотрывно глядя на Клифтона; голуби спокойно расселись по веткам, а Клифтон, даже не отвернувшийся от полицейского, вдруг как-то обмяк.