Невидимый человек

Он упал на колени, словно перед молитвой, а из газетного киоска вышел кряжистый дядька в шляпе с опущенными полями и что-то возмущенно крикнул. Я не мог шевельнуться. Мне казалось, я слышу вопль солнца в каком-то дюйме от своей головы. Раздался чей-то крик. По проезжей части уже бежали какие-то люди. Коп поднялся на ноги и с притворным удивлением смотрел сверху вниз на Клифтона, сжимая в руке револьвер. Без единой мысли в голове я, как незрячий, сделал пару шагов вперед, но мозг без моего участия регистрировал в красках каждое движение. Я перешел на другую сторону. Клифтон лежал на боку в прежней позе; на его рубашке разрасталось большое мокрое пятно. Занеся ступню над бордюром, я замер. У меня за спиной, едва ли не вплотную, проносились машины, но мне недоставало сил даже опустить ступню и подняться на тротуар. Так я и стоял: одна нога на проезжей части, другая в воздухе над бордюром; слух улавливал пронзительные свистки, а со стороны библиотеки в мою сторону бежали, неуклюже переваливаясь, двое тучных полицейских. Я оглянулся на Клифтона, и коп-зачинщик помахал мне пистолетом: дескать, пошел вон, и ломающимся, как у подростка, голосом, потребовал:

— Назад — возвращайся на ту сторону.

Это был тот самый полицейский, мимо которого я прошел по Сорок третьей улице несколько минут назад. У меня пересохло во рту.

— Это мой знакомый, хочу ему помочь… — выдавил я и наконец-то ступил на тротуар.

— Помощь ему без надобности, парень. Давай-ка, вали на ту сторону.

Коп стоял передо мной в перепачканной форме, с прилипшими к вискам и лбу волосами; я не испытывал к нему ровным счетом никаких чувств и только переминался с ноги на ногу, прислушиваясь к топоту шагов. Все вокруг неожиданно замедлилось. На асфальте медленно скапливалась лужица. Перед глазами плыли круги. Я поднял голову. Коп разглядывал меня с любопытством. Мне было слышно, как в парке отчаянно хлопают крылья; затылком я ощутил чей-то настырный взгляд. Обернулся. Через ограду парка перегнулся круглоголовый розовощекий мальчонка со славянскими глазами и конопатым носом; поймав мой взгляд, он что-то пронзительно крикнул кому-то сзади, и его физиономия просияла восторгом… «Что все этот значит?» — подумал я, обернулся и против свой воли посмотрел туда, куда смотреть не хотелось.

Теперь на тротуаре стояло уже трое копов: один держал под наблюдением толпу, двое других уставились на Клифтона. Первый успел водрузить на голову фуражку.

— Слушай меня, парень, — отчеканил он. — Мне и без тебя холеры на сегодняшний день хватает… уйдешь ты, наконец, или нет?

Я открыл было рот, но язык не ворочался. Опустившись на колени, один из копов осматривал тело Клифтона и делал пометки в блокноте.

— Он мой друг, — выдавил я, и тот, что писал в блокноте, поднял на меня взгляд.

— Спекся твой друг, чувак, — проговорил он. — Нет у тебя больше друга.

Я смотрел на него в упор.

— Эй, Микки, — раздался над нами голос круглоголового мальчишки, — все, этот окочурился.

Я опустил голову.

— Точно, — подтвердил тот полицейский, что стоял на коленях. — Твое имя, фамилия?

Пришлось назваться. До приезда полицейского фургона я отвечал на вопросы о Клифтоне, стараясь выдавать лишь точные сведения. Фургон примчался на удивление быстро. Я оторопело смотрел, как грузили труп Клифтона. Рядом с ним положили короб с куклами. Толпа на другой стороне улицы не расходилась. Когда фургон отъехал, я развернулся и пошел к метро.

— Эй, мистер, — пронзительно крикнул мне вслед мальчишка. — У вашего друга был классно поставлен удар. Бум, хрясь! Раз-два — и коп на заднице!

Склонив голову в ответ на эту дань уважения покойному, я побрел по залитым солнцем улицам, стараясь навсегда вычеркнуть из памяти последние события этого дня.