Читаем Невидимый человек полностью

Зажужжал вентилятор. В углу лежал мой старый портфель, покрытый пылинками, как воспоминаниями о той баталии. Сибилла обдавала меня жарким дыханием, и я, мягко отстранив ее, прислонил к дверному косяку, а сам взвился, как всплывшая в памяти молитва, бросился назад, схватил портфель, отер пыль о штанину и взял его, неожиданно тяжелый, подмышку. Внутри что-то звякнуло.

Сибилла не сводила с меня взгляда; когда я взял ее под руку, она сверкнула глазами.

— Как самочувствие, Сиб? — спросил я.

— Останься, голубчик, — не унималась она. — Пусть Джорджи там разберется. Никаких речей сегодня.

— Пошли.

Я твердо взял ее под руку; она лишь вздохнула и ответила мне задумчивым взглядом.

На улицу мы вышли без происшествий. Голова все еще сильно кружилась от алкоголя, и, когда я увидел необъятную пустоту тьмы, в глазах защипало. Что же творилось в Гарлеме? Почему я должен беспокоиться из-за каких-то бюрократов-слепцов? Я, НЕВИДИМЫЙ ЧЕЛОВЕК.

Я вглядывался в уличную темноту, рядом ковыляла Сибилла, спотыкаясь и напевая какой-то мотивчик, свежий, наивный и беззаботный. Сибилла, моя запоздало-скороспелая любовь. Эх! У меня перехватило горло. К нам липла уличная жара. Я поискал глазами свободное такси, но вблизи не оказалось ни одного. Сибилла все так же напевала свой мотивчик, распространяя вокруг нереальный запах своих духов. Мы добрели до следующего перекрестка, но и там не поймали такси. Высокие каблучки Сибиллы в ломаном ритме скребли по тротуару. Я ее остановил.

— Голубчик, бедняжка, — начала она. — Даже имени его не знаю…

Я резко обернулся, будто от удара током.

— Что?

— Безымянный дикарь, он же красавчик-бык. — Ее губы тронула вялая улыбка.

Я оглядел ее с ног до головы; каблуки-шпильки не унимались.

— Сибилла, — сказал я скорее себе, чем ей, — чем же все это закончится?

Я понял, что мне пора уходить.

— А-ха-ха, — засмеялась она, — все закончится постелью. Не убегай, голубчик, Сибилла укроет тебя одеяльцем.

Я лишь покачал головой. Звезды были на месте — вращались высоко-высоко в небе. Потом я закрыл глаза, и звезды красной вереницей поплыли у меня перед глазами по внутренней стороне век; немного успокоившись, я взял ее за руку.

— Послушай, Сибилла, — сказал я, — подожди меня здесь, я схожу на Пятую за такси. А ты стой здесь, дорогуша, наберись терпения.

Пошатываясь, мы остановились перед старым зданием с неосвещенными окнами. В пятнах света на его фасаде проступали массивные медальоны в античном стиле над темным резным узором в виде лабиринта; я прислонил Сибиллу к резному монстру у входа. Там она и осталась стоять с разметавшимися волосами; блики от света фонаря выхватывали ее улыбку. Голова Сибиллы свешивалась набок, правый глаз не хотел открываться.

— Конечно, голубчик, конечно, — ответила она.

— Скоро вернусь, — заверил я, отходя.

— Голубчик, — окликнула она. — Красавчик мой.

Голос истинной привязанности, подумал я, поклонение Черному Медведю, — и пошел своей дорогой. Пусть зовет меня хоть красавчиком, хоть страшилищем, хоть прекрасным, хоть возвышенным… Какая разница? Я же человек невидимый…

В ночной тишине улицы я брел дальше, надеясь увидеть встречное такси, прежде чем дойду до конечной точки. Впереди, на Пятой, ярко горели фонари, через зияющую пасть улицы мчались редкие автомобили, ввысь и вдаль уходили деревья, огромные, темные, невероятные. «Что же стряслось в городе? — размышлял я. — Зачем меня вызвали в такой час? И кто?»

Я прибавил ходу, но все еще шагал нетвердо.

— Краса-а-а-а-авчик, — доносилось издалека, — голу-у-у-у-у-убчик!

Не оглядываясь, я только махнул рукой. Больше никогда, хватит, хватит. Я шел дальше.

Наконец на Пятой меня обогнало такси; я попробовал его остановить, но услышал лишь чей-то крепнущий голос, а рокот мотора жизнерадостно поплыл дальше. На освещенной мостовой я стал высматривать другие автомобили, но тут вдруг раздался визг тормозов, я обернулся и увидел, что из приостановившейся рядом машины высунулась белокожая рука, которая принялась энергично махать. Автомобиль дал задний ход, поравнялся со мной и, дернувшись, остановился. Я рассмеялся. Внутри сидела Сибилла. Нетвердой походкой я приблизился к дверце. Сибилла улыбалась мне из окна, обрамлявшего ее скособоченную голову с гривой развевающихся волос.

— Залезай, голубчик, вези меня в Гарлем…

Я лишь обреченно покачал тяжелой и печальной головой.

— Нет, — ответил я, — меня ждет работа, Сибилла. Езжай домой…

— Нет, красавчик, возьми меня с собой.

Положив руку на дверь машины, я повернулся к водителю. За рулем сидел низкорослый темноволосый мужчина с осуждающим выражением лица, на его носу виднелся красный отблеск сигнала светофора.

Я протянул ему записку с адресом и пятидолларовую купюру. И то и другое он взял с явным неодобрением.

— Нет, голубчик, — снова завела Сибилла, — я хочу в Гарлем, с тобой!

— Спокойной ночи, — ответил я и вернулся на тротуар.

Мы находились в середине квартала; у меня на глазах машина тронулась.

— Нет, — застонала Сибилла, — нет, голубчик! Не бросай меня…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Классическая проза ХX века / Историческая проза