Я вытер лицо, в голове стоял звон. Чего-то не хватало.
— Глянь, приятель, это твой?
Мне протягивали за ручки мой портфель. В порыве внезапной паники я впился в него пальцами, как будто чуть не потерял что-то бесконечно дорогое.
— Спасибо, — сказал я, всматриваясь в их неясные, синеватого оттенка лица.
А затем покосился на мертвеца. Тот лежал навзничь, вокруг суетилась толпа. Я вдруг понял, что на его месте мог оказаться я — и валялся бы там, да к тому же мне показалось, будто я его уже видел, только в ярком полуденном свете, давно…. насколько давно? Даже имя его как будто знал… но мои колени вдруг поплыли вперед. Я сидел, кулак, сжимавший портфель, синел от удара о проезжую часть, голова болталась. Люди обходили меня стороной.
— Слезь с моей ноги, парень, — услышал я. — Кончай толкаться. Тут всем хватит.
Какие-то у меня были дела, но я знал, что забывчивость моя — ненастоящая, все забытое, как увиденное во сне, на самом деле не забыто, а просто ускользнуло. Знал это — и разумом пытался пробиться через серую пелену, которая сейчас как будто зависла позади моих глаз, такая же непроницаемая, как голубая завеса, скрывшая улицу вместе c застрявшим на рельсах сейфом. Головокружение прошло, и я, не расставаясь с портфелем и прижимая к голове носовой платок, встал. Дальше по улице слышался лязг крушения больших полотен стекла, а тротуары сквозь синюю таинственность темноты сверкали, как разбитые вдребезги зеркала. Все знаки дорожного движения были мертвы, все дневные шумы потеряли свой привычный смысл. Где-то сработала охранная сигнализация — бессмысленный пустой звук, за которым последовали радостные возгласы мародеров.
— Давай, — сказал кто-то рядом.
— Пошли, приятель, — позвал помогавший мне мужчина. Худой, с большой переброшенной через плечо матерчатой сумкой, он взял меня под руку.
— Нельзя оставлять тебя одного в таком состоянии, — увещевал он. — Ты будто пьяный.
— Пошли… куда? — переспросил я.
— Куда? Черт меня подери. Куда угодно. Надо двигать отсюда, а там видно будет. Эй, Дюпре! — крикнул он.
— Послушай, ты… черт возьми! Не ори меня по имени, — ответил чей-то голос. — Тут я, здесь, набираю себе рубашек.
— Возьми и на меня пару штук, Дю, — сказал худой.
— Лады, но я тебе не папаша, усек? — пришел ответ.
Я посмотрел на этого худого мужичка в приливе дружелюбия. Меня не знал и помогал бескорыстно…
— Эй, Дю, — крикнул он, — мы будем?
— А то как же, только вот прихвачу эти сорочки.
Толпа сосредоточенно атаковала магазины: люди суетились на входе и выходе, как муравьи вокруг рассыпанного сахара. Время от времени раздавался хруст стекла, выстрелы, сирены пожарных машины с дальних улиц.
— Ты как? — спросил худощавый.
— Перед глазами плывет, — ответил я, — и слабость.
— Дай гляну, не кровит ли башка. Не, нормально все, жить будешь. — Он виделся мне смутно, хотя голос звучал отчетливо.
— Ага, — подтвердил я.
— Повезло тебе, приятель, что дуба не дал. Эти гады стреляют теперь по-настоящему, — сказал он. — Там в Леноксе они целились в воздух. Эх, достать бы винтовку, я б им показал! На, глотни доброго скотча, — предложил он, доставая из заднего кармана двухпинтовую бутылку. — У меня в загашнике целый ящик, прихватил вон из того винного. Там только вдохнешь, и сразу пьяный, блин. Пьяный! Марочный виски высшего качества по канавам течет.
Сделав глоток, я вздрогнул от опускающегося в желудок виски, но был благодарен за полученный от этого шок. Вокруг меня рвались и лопались людские потоки — темные силуэты в голубом сиянии.
— Смотри, все подряд тащат, — сказал он, вглядываясь в темные деяния толпы. — А я что-то утомился. Ты — из тех, кто в Леноксе бы?
— Нет, — ответил я, глядя на медленно ступавшую мимо женщину, которая волокла с дюжину потрошеных кур, нанизанных за шеи на палку новой соломенной метлы.
— На это, черт возьми, стоит глянуть. Все раздербанили. Тетки все дочиста выбрали. Я видел одну старуху — та половину коровьей туши на горбу уносила. Сама скрюченная, кривоногая, а туда же, под себя гребет… А вот и Дюпре, наконец-то, — оборвал он сам себя.
Я увидел, как от толпы отделился невысокий, крепко сбитый мужичок, взваливший на себя несколько коробок. На голову он нахлобучил три шляпы, через плечо перекинул связку подтяжек, а вблизи я рассмотрел у него на ногах пару новехоньких резиновых сапог. Карманы его оттопыривались, за спиной болталась тряпичная котомка.
— Дюпре, чертяка, — сказал мой знакомец, указывая на его голову. — Одну, надеюсь, для меня прихватил? Фирменные?
Дюпре остановился и смерил его взглядом.
— Шляп там до дури, но позарился бы я на что-нибудь, кроме «доббсов»? С головой не дружишь, приятель? Все новехонькие, а расцветки-то какие, самый настоящий «доббс». Давай, шевелись, пока копы не нагрянули. Эй, гляди, как эта громадина полыхает!