Сайнем от досады цокнул языком: он тоже слишком поздно понял, что происходит. А до чего бы здорово сейчас запустить лесным огнем в хвост этой золотой зверюге и посмотреть, что от нее останется! Сайнему уже приходилось иметь дело с золотым змеем – именно такое обличье принимал Верховный Маг, когда наведывался в спальню к его, Сайнема, матери. Тогда их стычка закончилась для Сайнема плачевно. Во второй раз в Пантеоне счет сложился тоже не в его пользу, и Сайнему пришлось с позором бежать. А сейчас у него есть возможность свести счеты, а он ее упустил! Нет, день у волшебника сегодня решительно не задался – права Десси, нечего было вообще выходить из дома.
Между тем на площади все заговорили, заголосили, закричали, толпа бросилась к счастливице, и ей бы, верно, несдобровать, если бы командир королевской стражи не отдал приказа и его бравые ребята не оттеснили бы людей от бедной девушки. Девицу с золотым яблоком повели во дворец, вскоре она, плача от страха и смущения, появилась на балконе рядом с Рагнахаром. Молодой король накинул на плечи своей суженой такой же, как у него, зеленый с синим плащ, и ласково спросил ее имя. Кажется, девица сумела сквозь слезы пролепетать, как ее зовут. Король, взяв ее за руку, увел во дворец, где их ожидал свадебный пирог, начиненный той самой щукой, в которую воплотился дух убитого Стакада. Вкусив этого пирога, королевская чета должна обрести здоровье, долголетие и способность произвести на свет множество здоровых и сильных потомков.
А пока новобрачные делили пирог в присутствии королевских советников из высшей знати, королевские глашатаи громко на всю площадь объявили:
– Славьте, люди, высокородную госпожу Хелейвис ди Эрон и ее почтенных родителей! Слушайте, люди! Отныне ваша королева – высокородная госпожа Хелейвис.
– Мамочки! – простонал совершенно убитый этим известием Сайнем. – Хелли, сестренка, бедная, что они с тобой сделали? Ко всему, я еще, кажется, породнился с Кельдингами…
Часть третья. Месяц травы. <<Вали сюда!>>
Глава 24
Небольшая гостиница с одноименным кабачком называлась «Вали сюда!» и была одним из самых необычных заведений такого рода в столице. Ее хозяин – Тамиас Мазила, сын Тамиаса Пивовара, по молодости мечтал расписывать храмы и даже десять лет ходил в подмастерьях у одного знаменитого столичного художника. Но все усилия оказались тщетными: Тамиас так и не смог подняться выше мытья кистей и растирания красок. И дело было вовсе не в суровости мастера. Просто юный ученик оказался совершенно и оглушительно бездарен: даже крохотный сосуд для благовоний он изображал так, что люди, пришедшие в храм, ломали голову, гадая, что перед ними: больная улитка-переросток или злобный демон, издыхающий в корчах.
Под кистью юного Тами стройная голубая вазочка превращалась в нечто аляповато-синее и спиралеобразное, бутон розы – в морду чудовища с глумливой усмешкой, бабочка – в стремительно пикирующую с неба хищную птицу. Матери при виде художеств Тами закрывали детям лица, молодые жрецы бежали к старшим каяться в грехах и жаловаться, что их преследуют страшные видения, даже мухи, кажется, не любили садиться на расписанные им участки стены. Мастер разводил руками: вся его мудрость и опыт были здесь бессильны, он ничему не мог научить бедолагу.
Сам Тамиас не заблуждался относительно своих способностей, очень старался исправиться, но ничего не мог с собой поделать. В конце концов он и вовсе бросил рисовать и не уходил из артели только потому, что продолжал пламенно и беззаветно обожать живопись и согласен был до конца жизни растирать краски, лишь бы оставаться рядом с настоящими художниками. Мастер, разумеется, ничего не имел против, но у Тамиаса Старшего на этот счет оказались свои планы. Он тоже был не из везунчиков: пивоварня приносила все меньше дохода. Тамиас Пивовар слишком увлекался экспериментами, каждый год изобретая по два-три новых сорта пива: одно с кислинкой, другое с изюминкой, третье с цветочным ароматом для дам, и так далее. Между тем покупателей все эти причуды Тами Старшего пугали ничуть не меньше, чем странные рисунки Тами Младшего. Люди по большей части хотели пить простое доброе и горькое пиво без всяких излишеств. И они легко находили его в других пивоварнях.
Когда Тамиас Пивовар понял, что дело его плохо, он попросту продал свои котлы и зернотерки, оставил пустое помещение пивоварни в наследство своему непутевому сыну, а сам, забрав все деньги, уехал с женой в деревню, где не без успеха растил хмель для своих более удачливых коллег, варил понемногу пиво для друзей и худо-бедно сводил концы с концами.