Невидимый город

Таким образом, Тамиас Старший как-то устроился, а вот у Тамиаса Младшего неожиданно оказался хлопот полон рот. Папаша больше не мог выплачивать ему ежегодную стипендию на обучение художествам, а мастер, как выяснилось, ценил деньги Тами гораздо больше, чем его бескорыстное обожание. Единственным средством к добыче оных денег оставался пустой подвал. Поначалу Тами сдавал его под склад, но много на этом выручить не удалось: деревянный потолок и стены подвала за долгие годы основательно пропитались запахом дрожжей и пивного сусла и обрели способность «дарить» этот запах всем хранящимся в подвале товарам. Понятно, что столичные торговцы вскоре стали обходить стороной и подвал, и его владельца.

Тогда Тами пораскинул мозгами и устроил в подвале кабачок с красноречивым названием «Вали сюда!». И это сработало. И вывеска, и устойчивый запах пива потянули в кабачок людей, словно магнитом. Кроме того, у Тами оказался недюжинный талант кулинара: полакомиться собственноручно закопченной им рыбой, или капустным супом с грибами и молоком, или мясом, вымоченным в кислом соусе, запеченным на углях и украшенным моченой брусникой, люди приходили с другого конца города, а порой даже из богатых кварталов.

Одним словом, кабачок процветал, и через несколько лет Тами прикупил еще два этажа над своим замечательным подвалом и обустроил маленькую, но весьма удобную и чистую гостиницу, постояльцы в которой никогда не переводились. Таким образом Тами Младший разбогател, стал помогать отцу, ежегодно делал дорогие подарки своему бывшему мастеру, а вскоре даже обзавелся собственным домом, женой и Тами Самым Младшим – здоровым, веселым и полным жизни сорванцом, который частенько крутился на кухне и в гостевом зале, знал все про всех, но никогда своими знаниями не злоупотреблял.

Все это Сайнему и Десси рассказала Дари, пока они ехали из «Горшка и подковы» в столицу. При этом она с большой похвалой отозвалась о доброте и честности Тами. По ее словам, у хозяина имелись лишь две слабинки, но они не шли в ущерб делу. Во-первых, Тами не смог удержаться от соблазна и собственноручно расписал стены в зале в своем неповторимом стиле. Признаться честно, эти картины, хоть и были мирными пейзажами, поначалу изрядно напугали Сайнема. И немудрено: на одной стене ярко-красное солнце, похожее на рассерженную медузу, садилось в синее до черноты море, похожее на лес островерхих елок; на другой – по отчаянно зеленому лугу несся табун многоногих (действительно многоногих, словно пауки) коней. Сам автор картины как-то под хмельком признался, что сначала решил нарисовать ноги и немного увлекся, а потом для достаточного количества конских тел уже не хватило места. На третьей стене высились ослепительно синие горы, которые, казалось, наклонило и развернуло вершинами в разные стороны какое-то чудовищное землетрясение. На четвертой стене Тами попытался изобразить лес – и то, что у него получилось, вообще невозможно описать человеческими словами.

Напугался Сайнем с утра, но уже вечером попривык к картинам и начал понимать, почему эти во всех отношениях монументальные полотна не отпугнули от кабачка всех посетителей. То, что совершенно неуместно в храме, оказалось неожиданно уместным в кабаке. Сквозь винные и пивные пары картины Тами смотрелись неплохо, в них даже проглядывало нечто такое созвучное душе человека, который пришел сюда хорошо заложить за воротник или уже допился до полной свободы в полете фантазии.

К слову сказать, Десси, хоть и была трезва как стеклышко, полюбила картины с первого взгляда, долго их рассматривала, заразительно смеялась и сетовала, что братец Карл этого не видит: «А то он жалуется, что со времен какого-то Дали его никто больше не смог развеселить!»

Вторая слабинка и чудинка Тами оказалась под стать первой. Будучи сам нелюбимым пасынком живописи, он всегда привечал в своем кабачке таких же неудачливых художников, поэтов, авторов исторических хроник и любовных повестей. Они пили, жаловались на жизнь, читали отрывки своих непризнанных шедевров, и все это создавало в кабачке неповторимую атмосферу, у которой очень скоро появились свои любители и ценители. Немало безукоризненно куртуазных кавалеров, наслушавшись изысканных певцов «темного стиля» или «нового сладостного стиля», по вечерам спешили сюда, чтобы насладиться простыми и бесхитростными строками вроде:

«С ужасным грохотом за ними мститель мчится»,

или

«И улыбнулась девушка младая, просунув из портшеза пол-лица».

Аристократы подкармливали поэтов, поэты пощипывали аристократов сатирами, Тами коптил рыбу и жарил мясо, девушки разносили пиво, шурша юбками, – словом «Вали сюда!» был премилым местечком, и Сайнем ни разу не пожалел о своем решении остановиться здесь. Больше того, он в глубине души надеялся, что среди этой кутерьмы и Десси понемногу оттает и, может быть, даже сумеет побороть то, что не давало ей жить спокойно с начала этой весны.

* * *