Невидимый мир

Приведу пример, взятый из жизни Ирландии, страны, где духи и феи, как и в нашей Бретани, чувствуют себя, как дома.

Дело идет об одном судебном процессе, напоминающем те чудовищные дела, которые описаны, например, Бодэном. Но на этот раз мы имеем дело не с инквизицией, а с обыкновенным светским судом. Мотивы этого дела совершенно не касаются собственно католицизма; вся суть его, напротив, в язычестве.

Вот это дело согласно документам, помешенным в «Journal des Debats» за июль 1895 года.

Михаил Клири, по профессии бочар, был прекрасным работником, примерным мужем и избегал употребления спиртных напитков. Но вот счастье от него отвернулось: жена его стала хворать и хворала уже несколько месяцев. Вопросы о причине несчастья стали осаждать его темную голову, здравый смысл отказывался понять тайну судьбы. И вместо смирения, которое по учению Христа легко и полно обетований, Клири почувствовал тяготение к старым, наследственным суевериям; он стал думать о Немезиде, о ревнивой богине, садящейся на пороге праведника и карающей его за добродетели. Местные суеверия подкрепляли его мысль. «Это злые феи, „маленькие люди“ нахлынули в мой дом, – думал он, – и они отняли у меня мою бедную хворую жену. В ней, наверно, живет какая-нибудь фея; душа жены улетела, а в ее бледном, исхудавшем теле живет и враждебно следит за мной какой-то чуждый и злой дух». И Михаил Клири пошел за советом к какому-то лицемерному нищему, жившему поблизости и слывшему «знатоком фей», – нечто вроде древних языческих жрецов. В виде предварительного опыта знахарь велел дать больной какой-то страшно горький напиток, спрашивая ее в то же время, действительно ли она – жена Михаила Клири; затем, несмотря на вполне естественный, жалобный ответ женщины: «Конечно, это я», – он заявил, что, действительно, тело больной, лишенное души, находится во власти коварной феи. Нужно сжечь эту живую мумию, вместилище лукавого. Он без труда склонил к тому же мнению отца и двоюродных братьев больной. Несчастную женщину стащили с постели и стали поджаривать сначала на огне камина. Она лишилась чувств. Тогда ее завернули в одеяло, пропитанное керосином, и отнесли на вершину ближайшего холма. Там ее сожгли окончательно. Преступники ждут ночи вблизи развалин, где согласно обещанию «знатока фей» должна была проехать на белом коне «настоящая» женщина – та, место которой заняла злая фея.

Муж остается и, с ножом в руке, прислушиваясь, не раздастся ли стук копыт, готовится перерезать уздечку у того коня который принесет на себе его настоящую жену. Через два дня действительно послышался конский топот – коня пришпоривал жандарм; Михаил Клири был арестован.

Это происходило, так сказать, вчера – в Ирландии, в Европе.

В своей статье, служащей предисловием к моей книге «Сатанизм и Магия», Гюисманс приводит несколько подобных историй, свидетельствующих о том, что и в нашем веке не кончена роль Сатаны.

«Несколько лет тому назад, – говорит он, – в Port-Louis некий господин Пико заключил договор с Адом и съел теплое еще сердце ребенка, которого он убил.

В прошлом году, в январе, в том же самом городе колдун Лиан, стремясь приобрести расположение адских сил, перерезал шею семилетнему мальчику и стал сосать кровь из раны».

Отвратительные результаты демономании сказываются прежде всего в том, что она вызывает стремление к все более и более глубоким извращениям, влечет не только к кощунству религиозному, но и к кощунству против человечества; не довольствуясь профанацией освященных гостий, демономан должен насиловать и уничтожать другого рода гостии – невинных детей. Это и происходило на черных мессах аббата Гибура, который смешивал со «святыми облатками» кровь ребенка, зарезанного на животе m-me Монтеспан.

Сатана зажигает самые преступные желания; тем, кто изучал средневековые шабаши, хорошо известен царивший там культ грязного разврата…

Может ли Сатана стать видимым? Может ли этот Протей принять определенную форму?

Психологи предполагают, что если сила его скрывается в нас, то она может объективироваться, экстериоризоваться, что когда-нибудь она будет измерена, как и всякая другая сила. Чтобы увидеть его, нужно, по их мнению, обладать впечатлительным воображением и тем, что они называют «способностью видения». Во всяком случае, форма видения субъективна, построена по нашему образу и подобию, иначе говоря, сообразно нашим собственным представлениям. Когда-то он был козлом шабаша, животной тенью бога Пана. В наше время в нем будет больше красоты, он предстанет скорее как наш идеал печали и беспокойства.

Архиепископ в Port-Louis, недавно умерший, поведал нам о появлении Сатаны у одного лица, живущего в Париже и скрытого под псевдонимом «герцога де Фронтиньяка»; при этом присутствовали князь Померанцев и французский священник, аббат Жиро. Сатана имел вид молодого человека лет двадцати, высокого роста, безбородого, как Август в юности; длинные волосы лежали у него по плечам, как у женщины.