Невилл Чемберлен

Поводов для беспокойства у премьера хватало и без Уинстона Черчилля. Из британских крупных городов проводили эвакуацию детей, в связи с чем распространялись самые невероятные и ужасные истории о том, как городские малыши из бедных кварталов приезжали к своим деревенским родственникам и шокировали тех и видом, и поведением, и манерами. Дочь Чемберлена, Дороти, занималась этим вопросом и лично слышала, как один ребенок написал домой, что ему вывели всех вшей, а другой никогда не видел простыней на постели и боялся на ней спать. «Она (Дороти. — М. Д.) рассказала нам о том, как одна хозяйка говорила, что никогда не знала, в каких условиях существовали другие, и ей было стыдно за то, что она настолько не осведомлена о жизни своих соседей. Всю оставшуюся мою жизнь я хочу попробовать покрыть причиненный ущерб, помогая таким людям жить более чистыми и более здоровыми жизнями. Конечно, разочаровывает, что время и деньги, потраченные на школы, не привели к лучшему результату, да, условия плохи, но я все еще убежден, что они бесконечно лучше, чем были 20 лет назад»[528], — писал Невилл Чемберлен сестре. Дух двадцатилетнего юноши, который когда-то строил школу и больницу для туземцев на багамском острове, а позже в качестве министра здравоохранения яростно боролся за создание условий жизни для бедняков, до сих пор был жив в нем. Это и было смыслом его жизни — помогать другим людям, а не воевать, обрекая всех на новые страдания.

Война была личной трагедией этого абсолютно штатского человека, ему хотелось сажать деревья и цветы в Чекер-се: «Я получил несколько великолепных георгинов, чей сорт назван в мою честь. Цветы размером более девяти дюймов (23 сантиметра. — М. Д.), по цвету — смесь желтого, сиреневого и розового, они действительно очень красивы. Но доведется ли мне когда-нибудь выращивать цветы снова?»[529]

Остановить войну, хотя ему поступало множество писем с подобными призывами, он не мог и не хотел. Тем временем советские войска вошли в Польшу. 28 сентября 1939 года Варшава капитулировала. Как и предсказывал премьер-министр, Гитлер тут же обратился к народам Европы с предложением о перемирии. Этого предложения Невилл Чемберлен «боялся больше, чем воздушного налета»[530], боялся его соблазнительности, его подкупающего эффекта, который произведет впечатление и на страну, недовольную войной. «Я получил 2450 писем, и в 1860 из них в той или иной форме был призыв «остановите войну». <…> «Вы остановили войну ранее, конечно, вы можете найти выход и теперь, прежде чем мы окажемся на краю пропасти»»[531].

Тут же воспользовался этой ситуацией Ллойд Джордж, который мечтал опрокинуть правительство всеми доступными средствами. Он немедленно выступил с инициативой принятия предложений о перемирии Гитлера и здесь уже столкнулся не только с гневом премьер-министра, но и вся палата общин немедленно ополчилась на «валлийского волшебника». Чемберлен с должной твердостью предложения Гитлера отверг. В палате лордов ему вторил Галифакс: «Когда проблема в сфере международных отношений обострена, поскольку сегодня в Германии отрицаются элементарные права человека, эта проблема затрагивает уже что-то более инстинктивное и глубокое в универсальной совести человечества. Поэтому мы боремся, чтобы поддерживать власть закона и важность милосердия в деловых отношениях между людьми в великом обществе цивилизованных государств»[532].

Чемберлен опасался этого мирного предложения Гитлера не потому, что не хотел мира, а потому, что перестал верить Гитлеру и ждал переворота, надеясь, что немцы сами откажутся от своего фюрера. Премьер-министр боялся реакции, которую подобное предложение вызовет. И, действительно, Дэвид Ллойд Джордж с его призывами к миру (хотя Чемберлен не верил и ему и видел в этом исключительно уловку по свержению своего правительства) стал только первой ласточкой в этом процессе.