Вдобавок ко всему, он был очень зол на Чемберлена за то, что тот сносился с Муссолини при помощи своей невестки, все это укрепляло в Идене уверенность, что его роль, как министра иностранных дел, теперь минимальна и что премьер действует за его спиной. Чемберлен же считал, что Иден нуждается в правильном руководстве: «Я действительно рад, что С. Б. со всеми его достоинствами в эти дни не является премьер-министром, Энтони в самом деле нужны поддержка и руководство, но идущие не от Ф. О.»[379]
. Однако при том, что максимальная поддержка Идену была оказана, в вопросе англо-итальянских переговоров он так ничего и не предпринял, используя предлог антибританской пропаганды.19 января 1938 года в Форин Оффис явился граф Гранди, итальянский посол, который просил Идена о личной встрече с Чемберленом, надеясь ускорить возможные будущие переговоры между двумя их странами. Иден приказал целой комиссии во главе с Томасом Инскипом заняться исследованием базы для подготовки переговоров, он тянул время в надежде переубедить Кабинет во главе с Чемберленом принять предложения Рузвельта.
Однако Кабинет был непреклонен, и премьер-министр, и все старшие министры — Галифакс, Хор, Саймон, тот же Инскип — не желали иллюзий, а желали реальных договоренностей с Италией, но время между тем уже уходило. Иден же не желал давать Италии признание Абиссинии, так как это не поддерживал президент Рузвельт. Перетянув на свою сторону молодого МакДональда, сына Рэмзи Малкольма, который в правительстве был министром по делам доминионов, а также Даффа Купера, с которым у премьер-министра уже были своеобразные отношения (тот рискнул без совета с кем-либо объявить в палате общин, что Британия займется блокадой Японии ввиду ее агрессивной политики в Маньчжурии, после чего Чемберлен направил ему разгромное письмо, отчитывая, как провинившегося школьника), он создал своего рода оппозицию «старикам» в Кабинете.
Все, чего Идену удалось добиться от премьера, это нескольких телеграмм Рузвельту, что тот горячо приветствует его инициативу, но настаивает на немедленной нормализации отношений с Италией и просит господина президента использовать свое влияние, чтобы осуществить признание завоевания Абиссинии. Рузвельта, казалось, эти ответы устроили. Иден с легкостью отказался от своего амбициозного плана и решил ждать, что же будет предпринимать Чемберлен самостоятельно. С этим Иден уехал в Женеву, возвратившись оттуда в конце января и найдя новый предлог для того, чтобы оттянуть переговоры с Италией, тем более что предлог с июля лежал на поверхности и назывался Испанией. Пиратские вылазки в Средиземном море снова участились, что было для Идена поводом обвинить в этом Муссолини.
Граф Гранди 4 февраля принес в Форин Оффис письмо от фашистского правительства, в котором оно обязалось восстановить итальянские патрули в Средиземноморье, поскольку тоже было обеспокоено пиратами. Из этого Иден сделал превосходный вывод, что Италия ослабела, раз идет на такие уступки. В логике министру иностранных дел, безусловно, было не отказать. Сам он часто обвинял Муссолини именно в том, что одной из дурных черт его характера было то, что уступки и стремление договариваться он принимал за слабость.
Теперь тем же занимался и сам Энтони Иден. Гранди уже напрямую говорил ему, что его с удовольствием увидят в Риме, что персональные переговоры между ним и графом Чиано будут куда предпочтительнее. Премьер-министр попросил назначить для него личную встречу с Гранди, но Иден предпочел выговаривать уже ему за то, что леди Айви Чемберлен продолжала свою «подрывную деятельность»: «Это создает в уме Муссолини впечатление, что он может разделить нас, и он теперь не будет обращать внимания на то, что я должен сказать Гранди. Независимо от того, что Чиано сообщит через Гранди, Муссолини скажет: «Я знаю, что премьер-министр полон решимости начать переговоры в феврале, поэтому не обращайте внимания ни на какие условия, которые Иден будет пытаться выдвинуть»»[380]
. Можно только позавидовать терпению премьер-министра, который еще и послушался Идена, вместо того чтобы немедленно начать действовать самостоятельно. Но он доверял своему министру иностранных дел и не хотел его ставить в неловкое положение, говоря с Гранди лично, а не через Форин Оффис, что уже напрямую вызвало бы оглушительный протест и отставку Идена. Хотя терпение Чемберлена и было на исходе.