Невилл Чемберлен

«Это все очень приводит в уныние, — продолжал Чемберлен в том же письме сестре, — но я успокаиваюсь мыслью, что во всяком случае до сих пор, кажется, не было никакого кровопролития. Это совершенно очевидно теперь, что сила — единственный аргумент, который Германия понимает, и что «коллективная безопасность» не может предотвращать такие события, пока не продемонстрирует видимость ответной силы, поддержанную намерением использовать ее. И если это так, понятно, что подобная сила может быть наиболее эффективно представлена союзами не требующих встреч в Женеве и резолюций десятков небольших стран, у которых нет никаких обязанностей. Небеса знают, что я не хотел возвращаться к союзам, но если Германия продолжает вести себя так, как она делала в последнее время, она может подтолкнуть нас к этому. Печально думать, что очень возможно это было бы предотвратить, если бы у меня был Галифакс в Ф. О. вместо Энтони, когда я написал письмо Муссолини. Однако я не собираюсь рассматривать ситуацию слишком трагично. Франция, как обычно, ничего не предприняла, и мир смотрит на нас. В настоящий момент мы должны оставить переговоры с Германией… <…> и спокойно с должным постоянством проводить наши переговоры с Италией. Если мы сможем избежать другого резкого поворота событий в Чехословакии, который кажется вполне вероятным, Европу возможно было бы умиротворить, чтобы мы снова начали мирные переговоры с немцами. <…> Посмотрел бы я сейчас, как этот дурак Рузвельт начал бы осуществлять свое драгоценное предложение. Что он думал бы о нас, если бы мы поощрили его, как Энтони и стремился сделать? Были бы все теперь мировым посмешищем»[400].

Идея союзов, то есть создания нескольких силовых лагерей, изначально Чемберлену не нравилась. Он выступал за расширенную программу не «коллективной безопасности», в которой участвуют и таким образом создают проблемы абсолютно все страны, зачастую находящиеся в совсем неравных условиях, а за более компактный вариант «международной полиции», но теперь надежды на него таяли. Теперь ему нужно было во что бы то ни стало заключить договор с Муссолини. Хотя, безусловно, это и было сделано слишком поздно, чтобы упредить австрийскую драму, но не слишком поздно, чтобы продемонстрировать Третьему рейху и силу, и способность договариваться.

В итоге заключить англо-итальянское соглашение удалось только 16 апреля 1938 года, после письменного согласования всех деталей обеими сторонами: «Ты бы видела проект, который для меня изначально подготовил Ф. О., он заморозил бы белого медведя! И только когда я отогрел его до такого состояния, какое ближе к нужной нам температуре, они прислали мне записку о том, что «слишком вероятно» Муссо захочет принять его. Конечно, захочет, я именно этого и жду! Но, как я сказал Эдварду, Ф. О. не может отказаться от их старой навязчивой идеи, что всё, что нравится Муссо, будет плохо для нас»[401]. Таков был первый длинный шаг в процессе, который премьер-министр называл «удалением опасных пятен с карты мира одного за другим». Муссолини теперь оказывался фактически между двух центров силы, но все же это позволяло ему не находиться под безоговорочным давлением рейха. Гитлер с Муссолини были отнюдь не такими уж друзьями неразлейвода, и в их отношениях также было множество своих трудностей. Договор этот был необходим, хотя бы и для того, чтобы осенью этого же года Муссолини стал посредником между Лондоном и Берлином, когда мир висел на волоске из-за ситуации с Чехословакией.

То, что Гитлер теперь продолжит свою экспансию и первейшей его целью станет Судетская область, было очевидно всем, в частности и Невиллу Чемберлену. Чехословакия к 1938 году представляла собой государство, сшитое Версальской системой подобно лоскутному одеялу из нескольких областей. Одной из таких областей была Судетская, где проживало 3,5 миллиона немцев. Помимо них во всей стране проживало еще 7,5 миллиона чехов, 2,5 миллиона словаков, 0,5 миллиона венгров, то есть процент германского населения был достаточно высок. Несмотря на то, что в Версале, когда были подписаны договоренности о создании Чехословакии и Эдвард Бенеш рисовал ее границы красным карандашом на карте Европы, им же и Томатом Масариком было обещано, что государство это будет «кантональное» по примеру Швейцарии, в итоге Чехословакия стала государством централизованным. В плебисците судетским немцам регулярно отказывали, в условиях мирового кризиса они страдали от безработицы, хотя и получали пособие, но оно было в несколько раз меньше пособия, которое получали от правительства чехи. И когда Адольф Гитлер говорил о том, что немецкий народ Судетской области страдает, он не так уж и преувеличивал, нагнетая ситуацию. Его претензии к пражскому правительству Эдварда Бенеша были обоснованны.