Невилл Чемберлен

Как можно заметить, идея дать военные гарантии Чехословакии была первой мыслью Чемберлена, от которой он отказался по весьма понятным причинам. И дело было не только в территориальном положении. Ни один англичанин не стал бы проливать кровь ни за Вену, ни за Прагу. Но и оставаться в стороне, в «блестящей изоляции» от европейских дел ни Британия, ни Чемберлен не могли. Относительная бескровность аншлюса Австрии премьер-министра успокаивала, к тому же проблемы судетских немцев действительно были реальны, чтобы не относиться к ним, как к капризу Гитлера. Все же 24 марта Чемберлен произнес речь в палате общин, общий смысл которой сводился к тому, что если война из-за Чехословакии вспыхнет, она вряд ли оставит в стороне и государства, напрямую не связанные с ней обязательствами.

Во Франции к апрелю 1938 года наконец-то сформировалось правительство, которое продержалось у власти более одного месяца. Возглавил его Эдуар Даладье, а министром иностранных дел стал Жорж Бонне, старый знакомый Чемберлена по конференции в Лозанне: «Я не нахожу Даладье столь же понимающим, каким был Шотан, но он кажется простым и прямым, хотя, возможно, не столь сильным, как его репутация. Бонне я знаю с 1932 года: он умен, но амбициозен и интриган. Французам не очень везет с их министрами иностранных дел». Бонне в своих мемуарах о Чемберлене отзывался исключительно хорошо: «В 1938–1940 гг. я часто встречался с ним и всегда находил его дружелюбным. <…> За стеклами очков блестел живой взгляд. Телом он был так же тверд, как духом. Вырезанный из цельного куска, он, не отвлекаясь, шел прямо к цели. Его мысль была ясной и прямой. Говорил он исключительно точно и без обиняков. Он даже немного бравировал тем, что не упускал ни одной детали. Собеседники порой могли быть не согласны с ним, но никто никогда не мог пожаловаться на малейшее недоразумение»[404].

Французы безуспешно пытались провести переговоры с Италией по настойчивой рекомендации Чемберлена, но не преуспели в этом, когда грянул первый акт чехословацкого кризиса. 24 апреля Конрад Генлейн опубликовал так называемую «Карлсбадскую программу», в которой требовал широкой автономии для немцев, живущих в Судетской области. Президент Чехословакии Эдвард Бенеш немедленно обратился к французскому премьер-министру Даладье. Бонне через Эрика Фиппса, экс-посла в Берлине, а теперь посла в Париже, передал Галифаксу тревожное сообщение, что Гитлер намерен «уладить вопрос с Чехословакией самое позднее этим летом». Галифакс, естественно, тут же пригласил и Бонне, и Даладье в Лондон, куда они прибыли 27 апреля 1938 года.

Месье Даладье информировал британское правительство о том, что, скорее всего, вынужден будет действовать согласно франко-чешским договоренностям, но его армия не располагает должным количеством дивизий. Их было порядка семидесяти против ста пятидесяти германских. К тому же у Франции не было авиации, и она просила помощи у своего союзника. Чемберлен слышать не хотел о возможном военном решении этого конфликта. Британская армия на континенте могла к тому моменту выставить всего лишь две дивизии. Это отрезвило французов. Вдобавок общественное мнение и на острове, и на континенте категорически было против военных действий. Франции и Британии ничего не оставалось, кроме как просить Чехословакию удовлетворить, хотя бы частично, требования судетских немцев. Галифакс виделся послом Чехословакии Масариком, которому предельно ясно дал понять, что воевать за его страну никто не станет. Также он виделся с немецким представителем Кордтом, просил его передать рейхсминистру иностранных дел Риббентропу, что англо-французские переговоры, вопреки сообщениям неугомонной прессы, не вылились ни в какие новые военные обязательства и военные союзы[405].

Французы были основательно ослаблены, чтобы действовать в одиночку и выполнять условия франко-чешского договора. Даладье вынужденно поставил себя в зависимое положение от Великобритании и теперь неизменно следовал за Чемберленом, как его знаменитый зонт. Был ли у Даладье другой выбор, почему он не рискнул встать бок о бок с тем же Советским Союзом — это уже вопрос для биографии «воклюзского быка». Факт остается фактом: на премьер-министра Чемберлена падала уже не только ответственность за судьбу своей страны, но и за судьбу Франции, а за ней и всей Европы. Даже из воюющей Испании ему писали люди Франко о том, что рассматривают его «как самого великого человека Европы сегодня. Намного большего человека, чем Гитлер когда-либо был и будет». Чемберлен к таким проявлениям относился скромно: «Я пытаюсь уберечь себя от опасностей, какие окружают премьер-министра, склонного слушать только приятные вещи»[406].