Она удивлённо вскидывает свои чертовски идеальные брови и делает поспешный глоток. Тянет время, придумывает, как лучше отреагировать, подбирает слова.
– Ты рада?
– Марк, я… ты же собирался квартиру снять. Что изменилось?
– Передумал. Или есть какие-то возражения? – поворачиваюсь всем корпусом к матери, опираюсь локтём на согнутую в колене ногу, подпираю пальцами висок и смотрю на мать в упор, а та качает головой.
– Нет, конечно же, нет, – слишком беззаботно и снова глоток бурбона. – Ты наш сын, это такой же твой дом, как и наш. Конечно, оставайся. На любое время, хоть навсегда.
Она вымучивает улыбку, но я вижу, что что-то здесь не так. Что её смущает, но она не может об этом сказать.
– Кстати, а где твой отец? – она озирается по сторонам, словно папа всё это время мог быть в комнате.
– Не знаю… спит, может быть? Я его не искал.
– Спит он… – глаза матери на мгновение загораются злостью, но она быстро отворачивается. – Марк, нам поговорить с тобой надо. Очень серьёзно.
– О чём?
– О Регине, – тычет в меня пальцем, брови хмурит. – Сколько ты ещё собираешься бедной девочке мозги пудрить?
Ну вот, только моралей от взволнованной родительницы мне не хватало.
– Э-э, нет, со своей личной жизнью я разберусь сам, – хлопаю себя по коленям, встаю. – Мы с тобой однажды договорились, помнишь? Ты не трогаешь меня, а я… я не трогаю тебя и
Мать ошарашенно молчит, сглатывает до спазма под кожей, гневные молнии в меня мечет.
Да-да, мама, я говнюк, так случается.
Я иду к выходу, но громкий окрик матери заставляет остановиться, так и не сделав последний спасительный шаг:
– Марк, остановись немедленно! – голос дребезжит от едва сдерживаемого гнева, а запах жасмина становится удушающим.
Мать идёт ко мне, цокая каблуками по паркету.
– Не смей так обрывать разговоры со мной, – шипит куда-то мне в лопатку. – Не смей мне угрожать и шантажировать! Повернись, когда с тобой мать разговаривает!
Я поворачиваюсь, но только за тем, чтобы популярно, тихо и без лишнего скандала напомнить о границах:
– Мама, а теперь послушай меня, – забираю у матери бокал и делаю один большой глоток. – Ты моя мать, я не могу на тебя кричать или ударить. И я тебя не шантажировал, я просто напомнил тебе об уговоре, который всё ещё в силе между нами. Но ты первая решила его нарушить, пытаясь поговорить о Регине.
– Это не одно и то же, – фыркает, но в глазах плещется паника.
– Я ещё раз повторю, если с первого раза ты меня не расслышала: в мою личную жизнь лезть не смей.
– Марк, ты разве не понимаешь, что вашу свадьбу ждут многие? – не сдаётся мать и упорно пытается влезть мне под шкуру. – Свадьба очень важна для твоего отца, для отца Регины. Тихомиров важный человек, с его дочерью нельзя поиграть и бросить.
Она выдаёт это всё на каком-то надрывном нерве, руками взмахивает и проливает на белую блузу тёмный бурбон, и пятно уродливой кляксой расползается на груди.
– Тебе поговорить больше не о чем? – я вытаскиваю из кармана носовой платок и протягиваю матери, а она поспешно начинает промокать остро пахнущий забродившей кукурузой подтёк. – С Региной мы сами разберёмся, не лезь в это.
– Но я твоя мать, я обязана думать о таких вещах, если у моего единственного сына с головой не всё в порядке, – нервничает и с каждым словом повышает голос, пока не срывается на крик. – Это один из немногих вопросов, по которому мы с твоим отцом имеем общее мнение: ты обязан сделать девочке предложение, чтобы не ставить нас в глупое положение. Поверь, Марк, Регина будет тебе отличной женой. Вы из одного теста слеплены, из одного круга. Это важно, понимаешь? Один круг, образование, общие интересы!
Мать торопится высказать мне это и задыхается на последнем слове.
– Спокойной ночи, мама, – выхожу из комнаты, не обращая внимания на крики за спиной.
Перебесится, но разговор этот ещё больше убедил меня в мысли: затянувшийся фарс с Региной пора заканчивать.
Глава 21 Марта
На следующий день вовремя приехать на работу не получается.
Сначала долго разговариваю с мамой, которая вдруг решила упасть в депрессию, потом меня задерживает её врач и сообщает, что ещё минимум неделю будут ставить капельницы, потом возьмут повторные анализы и уже тогда, на их основании, будет приниматься решение о маминой операции. После вовсе застреваю в гигантской пробке из-за крупной аварии впереди.
У меня есть время подумать. Вдруг всё это – знаки и мне не стоит возвращаться в дом Орловых?
Но разве я могу так поступить, если только благодаря помощи Анфисы Игоревны у мамы есть лекарства? А если будет операция, кто её оплатит, если опять же не Орловы? И санаторий. Нет-нет, исключено. Я вернусь к ним, и буду делать своё дело, на всё наплевав.
Когда появляюсь на месте, запыхавшаяся, раскрасневшаяся и готовая к выговору, встречаю явно недовольную Анфису Игоревну. Она вернулась? Так рано…
Поджатые губы, хмурые брови и бледность на щеках её не красят, а я пытаюсь извиниться за своё опоздание.