Невольник (СИ)

Он был почти в порядке. Но думать убежать и попробовать самому найти сестру – было бессмысленно. В глубине души он знал, что от Двалина ему не избавиться. Тот просто не отпустит. Двалин ждал своего узбада, Торина, и его отряд. Ждал своего брата, и был уверен, что только вместе они смогут найти Ури, сестру Бофура.

Вот только Бофуру совсем не нравилось слово «вместе»… да и зачем ИМ помогать ЕМУ?

Хотя… долг гнома защищать женщину… кем бы она ни была. Ури была гораздо ценнее чем он. Может это и объясняло все…

Бофур невесело повел плечами. Новая рубаха, до жути непривычно новая, сковывала тело. Да и сапоги… и штаны… и пояс. Бофуру было неуютно. Привычнее были лохмотья, да даже шахтерское тряпье, которое он ранее надевал на работу! А в этой одежде он просто не чувствовал себя тем бедняком-морийцем.

– Пошли вниз. Выпьем пива, – гулко обронил Двалин, и его пальцы сомкнулись на запястье вздрогнувшего Бофура.

Гном, казалось, не обратил на это внимания, потянул за собой. И Бофуру ничего не оставалось, как пойти за ним, покинуть комнату-убежище. Вниз не хотелось. Но возражать Двалину он не смел. Но на первой же ступени лестницы он остановился. Стоило только сделать шаг вниз, и он чуть не вскрикнул от резкой боли. Крупно вздрогнув, он вцепился в деревянные, шаткие перила лестницы, задохнувшись, сжал зубы, пережидая боль с закрытыми глазами. Двалин горой замер рядом, а после… сердце ухнуло вниз, к самым пяткам, когда стальные, будто из мифрила, руки подхватили его на руки. Бофур замер в его руках, распахнув глаза и перепугано смотря. А Двалин спустился по лестнице, держа его на руках, и только ступив на первый этаж таверны, поставил Бофура на пол. Мориец не смел поднял на него глаза. Мощь Двалина рядом просто подавляла.

– Идем в зал, – уронил, по обыкновению странно рубленно, Двалин, и, вновь взяв за запястье, потянул за собой.

Так они и вошли в шумный зал, и Бофур не подымал глаз, пока Двалин не подтолкнул его к свободному столику у стены. Бофур поспешно сел, отодвинувшись в самый угол, впечатавшись плечами в бревенчатую стену. Сердце колотилось в горле. Мориец, опустив голову, исподлобья бросил быстрый взгляд по сторонам. В общей зале таверны было едва ли с десяток людей, и все были слишком заняты едой, выпивкой и разговорами, чтобы обратить внимание на севших за угловой столик гномов.

Впрочем, Двалин, посмотрев на Бофура, почти сразу встал.

– Сиди. Я сейчас, – и направился через зал, к хозяину за стойкой.

Остаток дня для Бофура прошел мимо его сознания. Двалин вернулся с бутылью чего-то креплённого. Настолько, что Бофур поплыл на втором стакане…

Сознание возвращалась неохотно. Горло болело, настолько гадко и сухо было внутри. Голова будто была сотворена Махалом из камня, и поднять ее – да просто глаза открыть, – было невозможно. Казалось. Сглотнув пересохшим горлом, Бофур с трудом открыл глаза. Перед глазами была стена. А вот за спиной…

В затылок дышал он. И тяжелая рука крепко прижимала его к чужой груди. Бофур застыл. Голова враз стала кристально ясной. Он был в одежде… Двалин за спиной тоже. Наверно. Но это не успокаивало. Не успокаивало, потому как в него упиралось кое-что, и что именно Бофур знал. Дыхание за спиной сбилось, и сердце Бофура сжалось – Двалин за спиной проснулся. Мориец судорожно зажмурился, а через два удара сердца он был повернут на спину и чужие пальцы коснулись лица. Огладили скулу… жаркое дыхание опалило его губы, а затем…

Поцелуй был жадный, звериный, и в уши Бофура ударил низкий рык Двалина, навалившегося на него с поцелуями. Губы загорелись под натиском гнома, дыхание сбилось, а сердце забилось как сумасшедшее. Широкие ладони, горячие, обжигающие, забрались под одежду, оглаживая…

– Мой… – рыкнули над ухом. – Мой…

Губы обожгли шею, кожу прихватили зубы, заставив задохнуться…

Бофур застыл под Двалином. Он крепко зажмурился, вздрагивая под поцелуями, ладонями гнома. Напряжение, что росло в нем все эти дни, натянутое словно струна, вдруг лопнуло внутри, и Бофур со всхлипом втянул воздух. Он с облегчением открыл глаза, когда Двалин стал стаскивать с него одежду. Ни мысли о сопротивлении не было у него…

Это должно было случиться.

Но он оказался не готов к другому.

Ласки. Поцелуи. И сквозь порывистость Двалина – грубоватая забота, бережность. Кожа горела, плавилась под широкими, шершавыми от мозолей ладонями…

Его брали. Грубо. Жестоко. Вырывая крики. И даже редкие ласки были наполнены унижением и похотью.

Ничего этого не было сейчас.

Губы Двалина, руки Двалина, его пальцы были повсюду. Бофур дрожал, задыхался, чувствуя, что тонет в той жаркой волне, что поднялась изнутри, захлестывая с головой…

… Бофур лежал, уткнувшись мокрым лицом в грудь гнома рядом. Он был опустошен. А еще все существо наполнило странное облегчение. И даже страх, извечное опасение куда ушло, сгинуло…

– Ты мой, только мой, – глухо сказал он рядом.

Бофур промолчал, закрывая глаза.

Пусть. Это лучше. Лучше он, чем кто другой.

И да, больно не было…

*********************************

… Торин молча, внимательно выслушал Двалина. Переглянулся с Балином.