Невозможно в это поверить, но…

Марков удалился в темноту. Его подручные Али и Ахмед, приставив к горлу кинжал, развязали меня и защелкнули на руках кандалы, концы цепей присоединяли к своим поясам. Гуськом двинулись дальше по тропе. Когда стало довольно светло, оказались в маленькой пещере, которая незаметна с тропы. Разбойники затолкали мне в рот кляп и на хорошем русском языке предупредили, чтобы я вел себя тихо. Кляпом они не ограничились, на голову нахлобучили какой-то мешок. Сколько времени прошло — я не знаю, но по урчанию в животе понял, что уже близится обед. На границе слышимости долетели звуки проходящей мимо нас батареи, фыркали лошади, звенела амуниция солдат. Подзадержались батарейцы, однако, немудрено — ведь искали пропавшего командира, а найдя тело, хоронили. Да, Марков — порядочная сволочь, но как все хорошо продумал. Я не мог даже заподозрить его в таком неблаговидном поступке. А его причастность к заговору вообще вызвала у меня неописуемое удивление. Хотя, чему я удивляюсь: муж императрицы через своих подручных вербовал в соучастники государственного переворота таких же подонков. Со мной ладно, пока еще рано говорить о побеге, мало у меня информации, и не осмотрелся толком, а вот судьба моей Анастасии вызывала у меня тревогу. Вдруг заговорщики пойдут на крайние меры и мой отец не сможет им воспрепятствовать. От этой мысли сердце сжалось в груди, я чуть не заскрипел зубами. Да и как заскрипишь, кляп мешает. Выждав еще пару часов, разбойники сняли с меня мешок и повели по тропе вниз. Скорей всего, возвращаемся в Гешермахи.

Внимательно осматривался. Незаметно пытался проверить на прочность кандалы. Надежными они оказались, очень железными, хрен порвешь без помощи кузнеца. А недлинные цепи, которыми я был привязан к бандитам, не давали мне излишней свободы. Али и Ахмед — мужчины в теле, каждый из них тяжелее меня, и возраст примерно под тридцать. Встретишь такого в городе и не обратишь на него внимания: типичный представитель местного населения, с привычной в этих местах бородой и одеждой. О роде их деятельности внешность ничего не говорит. По тому, как бандиты двигались, я сделал вывод, что они много времени проводят в горах и пешие прогулки им даются легко. Меня разбойники предупредили, чтобы я шел ближе к скалам и не думал бежать — это осуществить невозможно.

Под вечер мы действительно попали в Гешермахи. Разместились в небольшом домике. Али вскрыл тайник — оказывается, он у них здесь был. Достал продукты, деньги, новенький карабин Дмитриевского. Бандиты меня накормили: дали пожевать несколько кусков сушеного мяса и пару маленьких твердых, как камень, лепешек. Хоть что-то, а то у меня в желудке была оглушительная пустота, аж эхом отдавалась. Бандиты по очереди охраняли мой сон, я не стал ничего предпринимать, надеялся, что моя мнимая покорность как-то усыпит их бдительность, и я смогу что-либо предпринять. Ни в коем случае я не собирался опускать руки и отказываться от борьбы: меня они еще узнают. Столкнемся — горлянки перережу обоим, подождите, ребята, использую малейшую возможность — я терпеливый, дождусь.

Утром, позавтракав, тем же мясом и лепешками, отправились строго на запад, от аула в горы уходила едва заметная тропка, по ней могли пройти только люди и то с большой предосторожностью. В одном месте я услышал шум воды и даже обрадовался, что смогу утолить жажду, а при благоприятных обстоятельствах утащить в воду своих надзирателей. Как я был разочарован, не передать. Вода была. На дне глубокой пропасти протекала быстрая речушка, и спрыгнуть вниз, без ущерба здоровью, не было возможности.

Двухсуточное скитание по горам закончилось в маленьком высокогорном ауле. Меня завели во двор ухоженного дома, сняли кандалы и заставили спуститься по лестнице в глубокую яму. Если мне не изменяет память, подобное узилище мусульмане называют зинданом. В яме уже были обитатели: двое мужчин, в истрепанной одежде и здорово обросшие. Местным языком я не владел, но вспомнил арабское приветствие, выученное мною в Сирии. Как ни странно, меня поняли и ответили. Но беседы не получилось, я совершенно не понимал их языка. После нескольких попыток поговорить со мной, мужчины заняли импровизированные лежанки. Мне досталось совершенно голое ложе, сколоченное из нескольких толстых бревен. Видно, что ложе использовалось часто, поскольку бревна отшлифованы до блеска.

Перед заходом опечаленного моей судьбой солнца в яму, на небольшом дощаном щите, опустили три миски с исходящим паром жидким варевом и с тремя кусками хлеба. Ложки лежали в мисках. Еду прикончили быстро, давно я не ел горячего. Запили съеденное угощение водой из ведра, находящегося в яме. Наши тюремщики подняли пустую посуду, а спустили емкость, которая без сомнения предназначалась для отправления нужды, воняла она соответственно. Сервис, растуды его на все стороны!