Невозможно в это поверить, но…

В ауле три короткие и прямые улицы. Самая крайняя улица примыкает непосредственно к скале. Насчитал тридцать пять домов. У всех плоские крыши, некоторые поросшие невысокой травой. Мне аул показался нежилым, хотя подполковник утверждал, что здесь проживало около ста человек. Куда люди подевались? Тщательно проверив аул, обнаружили полтора десятка мужчин разного возраста. Через толмача узнали, что жители ушли из аула полгода назад, когда начался мор. Находившиеся в ауле мужчины тоже планируют уйти. Сюда они пришли, чтобы забрать оставшийся домашний скарб. От греха подальше загнали их в отдельный дом, выставили охрану.

Зашел в самый большой дом — его решили использовать для ночлега офицеров. Подождал, когда глаза привыкнут к полумраку, одна свеча не могла полностью осветить наше обиталище. Все офицеры батареи, командир прикрытия прапорщик-стрелок Салехов и десятник пластунов Добров накрывали импровизированный стол. Здесь же находился толмач и контрабандист. Добров попросил их не выпроваживать, так как наши солдаты довольно злы на турок. Посмотрел я на этих детей Аллаха. Одеты наши временные попутчики бедно, а вот обувь у обоих очень добротная. У толмача на ноги обуты отличные сапоги, а у контрабандиста ботинки с высоким голенищем на толстой подошве. Бедный и несчастный турок подобную обувь себе позволить не может, дорого она стоит. Странно это, очень странно, что-то здесь не так. Контрабандист, взглянув на меня, поспешно отвернулся, хотя перед этим внимательно прислушивался к беседе офицеров. По заверениям толмача, наш проводник-контрабандист не говорит и не понимает по-русски ни бельмеса. Не знаю почему, но мне показалось, что контрабандист ведет себя неестественно. Может, он что-то затевает? Даже посетила мысль, что он нас умышленно сюда завел.

Вызвал на улицу Салехова и Доброва, рассказал о своих подозрениях. Приказал выставить вокруг аула дополнительные посты. Добров привел к нашему дому весь свой десяток, приказал обустраиваться на ночь под открытым небом и обеспечить охрану.

Я уже собирался ложиться на тюфяк, когда заметил стремительное движение в мою сторону. На полном автомате я резко отскочил в сторону и нанес удар рукой наотмашь. И странное дело — в кого-то попал. Услышал сдавленный вздох и падение. Повернувшись, увидел на полу корчащегося и сжимающего в руке огромный нож контрабандиста. Сходу начал наносить лежачему удары ногами по корпусу, предварительно выбив нож из руки. От всей души старался. С большим трудом меня остановил поручик Мутных. Контрабандиста связали и через перепуганного толмача попытались у него вызнать о причине нападения. Он в основном молчал, только изредка что-то злобно и неразборчиво шипел или толмач так бестолково переводил. Мне это надоело и я вновь принялся обрабатывать контрабандиста, на сей раз кулаками. Когда лицо и уши превратились в кровавые и хорошо отбитые отбивные, контрабандист заговорил на хорошем русском языке.

Оказалось, ему хорошо заплатили за меня. Он должен был меня просто прирезать, поскольку я, с его слов, посланец шайтана на земле. Наниматель, некий Али, встретил контрабандиста в Севани и сказал, что если не выполнит работу, то пострадают родители и сестра. Обеспокоенный судьбой семьи, контрабандист согласился, тем более я неверный, лишить меня жизни для мусульманина благо. Обнаруженные нами в ауле мужчины должны были ему помочь уничтожить всех офицеров и, по возможности, поджечь ящики с минами. Хороши местные мирные жители, ничего не скажешь.

Хотел пристрелить контрабандиста, но Добров меня удержал, заверил, что теперь он его будет вести на поводке, как собаку, ведь другого проводника в нашем распоряжении нет. Тогда я приказал Салехову расстрелять всех запертых мужчин — таскать за собой табун пленных я не намерен.

Через пятнадцать минут прапорщик доложил об исполнении, добавив, что, не поднимая шума, всех перекололи штыками.