Девушка замерла в напряженном ожидании, вглядываясь в пляшущие языки огня. Наконец она заметила, как в жарком сполохе появилась альфа — первая буква его имени. Пандора радостно вздрогнула. Хвала богам! Они приняли ее жертву! Девушка торопливо шепнула благодарность и шагнула в сторону, освобождая место следующей просительнице.
Неожиданно кто-то окликнул ее. Пандора обернулась. Позади стояла Аспасия. Ее лицо покрывал густой слой белил, глаза были красными и усталыми. Пандора вдруг увидела не молодую цветущую гетеру, о красоте которой ходили легенды, а усталую сорокалетнюю женщину.
— Не думала увидеть тебя здесь… — неловко выдохнула гетера и замолчала.
Пандора отвела взгляд и опустила голову.
…
Гетера совершила обряд, и они вместе стали спускаться по длинной мраморной лестнице пропилей. Их служанки держались на почтительном расстоянии позади. Женщины шли молча.
Наконец Аспасия не выдержала:
— Разве твой… эээ… друг… Алексиус тоже пойдет в бой?
— Теперь он метек и должен защищать наш город.
— Я слышала его рассказ… Похоже, что ему благоволит сам Посейдон. Даже Перикл прислушивается к его словам…
— Боюсь, что спартанским воинам это будет безразлично… — сорвалось с языка Пандоры. Она осеклась и закусила губу.
Но вопреки ее опасениям Аспасия понимающе кивнула:
— Я поговорю с Периклом.
Пандора запротестовала:
— Ох, нет! Я не это имела в виду! Защищать Афины — великая честь! А Алексиус не трус! Он будет отважно сражаться за наш полис!
— Не сомневаюсь… — тихо улыбнулась Аспасия. — Но все же уверена, что в Афинах для такого талантливого юноши найдется много важных дел.
— Спасибо, — прошептала Пандора и опустила взгляд.
3
Наконец этот бесконечно долгий день подошел к концу. Отдав последние распоряжения, Перикл вышел из стратегиона. Но, прежде чем отправиться домой, следовало сделать еще кое-что…
Этот путь дался ему очень тяжело. Чтобы сделать очередной шаг, приходилось прикладывать усилие, и вовсе не потому, что дорога поднималась в гору. Сзади, неодобрительно фыркая, вышагивал слуга. Помощник уже догадался, куда они направляются. Перикл погрузился в раздумья. Странно… О нем идет слава самого мудрого и справедливого предводителя афинян. Тысячи людей выполняют его приказы, прислушиваются к его советам, учатся у него… Он умеет увлечь, вдохновить, воодушевить на подвиги и свершения любого человека… почти любого.
Стратег замер перед дверью, тяжело вздохнул и постучал. Хмурый привратник безмолвно открыл калитку и впустил его. Из андрона доносились обрывки дрянной музыки, смех и пьяные выкрики. Перикл невольно поморщился и шагнул во двор. Вдоль стен здесь были аккуратно выставлены в ряд шесть больших круглых щитов. Похоже, сегодня гуляки не собирались расходиться по домам.
Пир был в самом разгаре. Двое юношей, взявшись за руки, неуклюже подпрыгивали, по очереди задирая колени, безуспешно пытаясь попасть в такт расстроенной кифары. Они с трудом держались на ногах.
Остальные подбадривали танцоров хлопками и криками:
— Хой! Хой! Хой!
На одном большом клине между Ксанфиппом и его приятелем, нарочито ухмыляясь, сидела миловидная розовощекая гетера. На ее обнаженной груди висела гирлянда сушеных смокв. Она отрывала от нее плоды и по очереди скармливала инжир своим соседям.
Когда Перикл зашел в андрон, по залу прокатилась волна робости и смущения. Смех прекратился. Гости стали неловко укутывать свои полуобнаженные тела. Но музыка не смолкла.
Увидев отца, Ксанфипп скривился, словно проглотил горькую маслину. Его приятели разом как-то подобрались, поскромнели и постарались придать своим лицам серьезное выражение.
Ксанфипп с усилием вытащил ногу из-под хихикнувшей девушки и, пошатываясь, подошел к отцу.
— Что тебе нужно? — спросил он заплетающимся языком.
Перикл не выдержал:
— Всемогущий Зевс! Ты с ума сошел! Что вы тут устроили? Завтра в бой! Как вы будете держать оружие?
Ксанфипп поморщился и икнул:
— Руками! — и икнул снова. — Зачем ты пришел? Учить нас, как держать щит и копье? Как-нибудь без тебя разберемся! Тебе твоя милетская сучка родила щенка, вот его и учи! А меня оставь в покое!
Перикл побагровел. Ладони сжались в кулаки. На плечи ему успокаивающе легли руки слуги.
Тот торопливо зашептал стратегу на ухо:
— Пойдем, господин… Оставь его. Тут уже ничего не сделать…
Перикл стиснул зубы, резко развернулся и торопливо пошел прочь, слыша несущийся вслед смех. Голова гудела от гнева и какой-то тяжелой заскорузлой боли.