Невозвратный билет

Катя вернулась к матери. Да, та так и жила со своим другом, которого гордо называла гражданским мужем. И Катя в соседней комнате ей точно была не нужна. С Ларисой Витальевной мать познакомилась на каком-то посольском вечере, куда будущая руководительница экодвижения попала неизвестно как. И уже там они нашли друг друга к взаимной выгоде – Катя стала активисткой-экологом, а ее мать, работавшая в посольстве, помогала оформлять визы для выезда за границу.

Про эти поездки знала лишь Настя, которая сначала отчаянно мне завидовала. Говорила, что я дура, раз не понимаю своего счастья, и она бы все отдала, чтобы хоть раз поехать за границу. Тогда я рассказала подруге про Ларису Витальевну, Катю и других детей в группе.

Я чаще всего жила с Маринкой. Ей было уже семнадцать. Терпеть ее не могла. Маринка умудрялась за считаные минуты навести бардак в комнате, разбросав по углам трусы, штаны и лифчики. От нее воняло, потому что даже душ она ленилась принимать. Была наглой хамкой, озабоченной мальчиками и гулянками. Толстая и рыхлая, она пила столько, сколько здоровый мужик не мог употребить. А ей – хоть бы хны. Выпив, она отправлялась «на гульки», выбирая самые дешевые бары. Отец-бизнесмен, успешный и богатый, устал забирать ее из засранных квартир. Маринка лежала в хороших клиниках под капельницами, где ее «чистили». К семнадцати годам она сделала уже два аборта, про которые рассказывала спокойно: анестезия, просыпаешься, и все нормально. Какие вообще проблемы? Очень удобно. Ничего, кроме выпивки, ее в жизни не интересовало. Если она пропадала, ее нужно было искать в любом ближайшем баре – Маринка умудрялась и за границей напиваться. Если Катя в свои шестнадцать выглядела на четырнадцать, то Маринка в семнадцать – лет на двадцать пять точно. Так что проблем со входом в заведения у нее никогда не возникало. Маринкин папа мечтал об одном – чтобы дочь уже захлебнулась в собственной блевотине или обкурилась до смерти. Он устал ее спасать. Снял квартиру и выдавал деньги, которых должно было хватать только на еду. Надеялся, что дочь возьмется за ум, пойдет работать – из института ее отчислили после первой же сессии – Маринка там ни разу не появилась. Но уже через неделю хозяева квартиры позвонили и попросили освободить жилплощадь – Маринка успела превратить чистенькую и аккуратную после свежего ремонта однушку в притон, провонявший бомжами, погрязший в грязи. Загажено было все – плитка в ванной разбита, как и раковина. Обои разорваны, стол и стулья разломаны. Маринкин отец оплатил ремонт, как-то договорился с хозяевами, которые собирались подавать заявление в милицию, но так и не мог решить, что делать с собственной дочерью. Она не хотела ни учиться, ни работать. Отец пристроил ее на непыльную работу к другу. Но Маринка появилась в офисе лишь один раз, вонючая, обкуренная и пьяная. При всем уважении к ее отцу, друг сказал, что такая дочь – не его головная боль.