Невская битва

А теперь он женился, восходит на крыльцо с моло­дой красавицей-женой, все осыпают их серебряными монетами, зернами и хмелем. Ох, до чего же высок! Ярославу сие удивительно — как получается, что сын вырастает выше, нежели отец? Сам Ярослав высок рос­том, но все же не таков верзила. Отец Ярослава, Всеволод Юрьевич, еще ниже ростом был. Дед, Юрги69 Вла­димирович, прозваньем Долгорукий, славился мно­гим, но только не высотою — был он коротенький, можно даже сказать, махонький. Говорят, кое-кто за глаза его даже называл обидным прозвищем Вершок. Однако сей вершок далеко распростер свои владения, оттого и заслужил иное прозвище — более знаменитое.

Так что не в росте дело, хотя и приятно видеть сы­на, выделяющегося среди всех красотою и статью.

Встали сын и невестка перед великим князем, низ­ко поклонились ему, до самой земли. Тут отроки за­брали из рук Ярослава блюдо, а вместо него дали ико­ну для благословения.

—   Живите крепко, дети мои, — осеняя святым об­разом склоненные головы молодых, произнес великий князь громко. — Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Поздравляю тебя, ясноглазик ты мой! Жду внучков поскорее. Стороне нашей теперь многое множество но­вых людей понадобится, большой урон понесли, а впе­реди еще неведомо, какие нас ждут ущербы. Хорошо бы сегодня тебе, невестушка, да и понести, ей-богу! — Он ласково улыбнулся Александре. Милое лицо у нее, а глаза такие же ясные, как у сына. Даст Бог, такое же большое гнездо населит, как и они с Феодосией, как и отец Ярослава, у коего и прозвище красноречивое — Всеволод Большое Гнездо.

—   Постараюсь исполнить, — тихо, робея, ответи­ла Брячиславна.

—   Вот и славно, а теперь прошу всех к свадебной каше, — пригласил Ярослав Всеволодович. — Там на­ши приспешники-повара чего только не наготовили — и гуси, и лебеди, и куры, и голуби, и тетери, и зайцы, и елени… Словом, приглашаем!

Надо ли говорить о том, как в пирной палате столы ломились от яств и напитков. Усадив жениха и невес­ту на почетное место, по бокам от них сели отцы, и Ярослав сразу же задорно воскликнул:

— А ну-ка, князь Полоцкий, дави их! И с двух сторон стали жать молодых друг к дружке боками, да так крепко, что у тех косточки хрустнули.

—   Ну же! — возмутилась Александра.

—   А как же! — захохотал Брячислав. — Чтоб меж вами ветер не проскочил.

—   Чтоб всю жизнь так-то тесно друг ко дружке жались, — добавил великий князь и первым поднял чару с крепким медом: — Выпьем, гости дорогие, за жениха и невесту, а то ведь скоро они покинут нас, и уж не увидим их до завтра, хе-хе! Ну, сынок мой, бе­реги ее. И желаю тебе, Леско, катиться на этой Саночке всю жизнь да по легкому насту!

И сам доволен остался, какое хорошее слово под­вернулось. Жених и невеста, по обычаю, вместо вина должны были потчеваться поцелуем. Они встали и приголубились для первого раза легонько.

—   О-о-о! — прокатилось по палате, и пир начался. Не успели осушить по первой хмельной чарке, как Брячислав вторую поднял:

—   И ты береги своего мужа, доченька. Лучший со­кол тебе достался. И желаю тебе, Саночка, чтобы при этом Леске ты всю жизнь жила так, словно в летнем леске, в коем полным-полно и грибов, и ягод, и всякой живности! А ну-ка, крепче поцелуйтеся!

Для второго раза молодые поцелуй отобрали по­крупнее, так что следующий возглас был уже «о-о-о-о-о-о!». И зашевелился пир, шибче пошли в ход закуски, загудели первые одобрительные разговоры. Молодым подали жареного лебедя, которого положено им было не резать, а рвать руками и есть поскорее, покуда не произошел третий, последний застольный поцелуй. И дружка Борис Всеволодович, коему очередь была го­ворить следующее слово, не спешил поднимать чашу свою, выжидая, покуда жених и невеста подкрепят си­лы душистой лебедятиной. Но вот уже они стали ути­рать с губ и рук своих жир, и он позволил себе встать:

— А теперь — за предков наших. За племя святого Владимира Святославича, озарившего Отечество наше светом Православия. За сына его, Ярослава Владимиро­вича, прозванного Мудрым. За внука его, Всеволода Яро-славича. За правнука его, Владимира Всеволодовича, прозванного Мономахом. За праправнука его, Юрги Вла­димировича, прозванного Долгоруким. За прапрапра-внука его, Всеволода Юрьевича, прозванного Большим Гнездом. За птенца гнезда сего большого — за нашего князя Ярослава, о святом крещении Федора Всеволожа. И за нашего молодого князя, Александра Ярославича. И за всех тех, коим от нынешнего брака родиться сужде­но Богом, и коих имен мы доселе не знаем, но придет вре­мя — узнаем их! И сего ради — неробкого поцелуя!

Жених и невеста встали, чтобы уж более не садить­ся за свой свадебный стол, и стали целоваться долго и нежно, так долго, что по пирной палате прокатилось «о-о-о-о», очень долгое «о-о-о-о-о-о-о».

— И-эх! — крикнул Александров отрок Савва, когда губы жениха и невесты наконец разъялись. — Пора идти сторожить их!

Ему, как главному Александрову слуге и оруже­носцу, предстояло сидеть под дверью супружеской спальни молодоженов до тех пор, покуда Александр не выйдет назавтра оттуда.