«А почему, собственно, я отталкиваю девицу от себя? – появилась вдруг шальная мысль у Мишки. – Что мне мешает беззаботно и счастливо провести время отпуска с ней? Друзья мои отдалились, стали семейными людьми, я могу встретиться с ними лишь в выходные дни, а тут развлечение под боком. К чёрту все мещанские предрассудки! Гуляй, Мишаня, ты заслужил маленького счастья»!
Он улыбнулся своим безрассудным мыслям и проговорил:
– Ты знаешь, Надюха, я, пожалуй, соглашусь.
– С чем ты согласишься? – на лице девушки проявилось недоумение.
– Соглашусь изобразить ненастоящую любовь. Тебя устроит такое предложение?
Мишка хотел добавить: «изобразить так, как ты изображаешь её перед своим Володей Дубцовым», но вовремя прикусил язык. Ему не хотелось ещё раз вызвать девичьи слёзы, а потом их утирать.
– Устроит, – не веря своим ушам, ответила Надя чуть слышно.
– Тогда замётано. Завтра ко мне придут друзья, я приглашаю тебя на дружескую встречу. Идёт?
– Идёт, – прошептала девушка.
– Вот и чудненько, – развеселился Мишка. – А сейчас нам обоим надо идти баиньки.
Он взял ничего непонимающую Надю под руку и довёл её до дома.
– Всё. Пока. До завтра. Губы для поцелуя не протягиваю, потому что за нами никто не наблюдает, и поцелуй пропадёт впустую. Да и время для этого пока ещё не наступило, – выпалил он скороговоркой придуманные на ходу слова прощания и пошагал в обратном направлении.
– Миша, а когда прийти-то? – спохватившись, крикнула Надя вдогонку. – Ты не назначил мне время!
– Приходи, как надумаешь. Мои друзья прибудут к полудню, – весело сказал Мишка. Он шёл и радостно насвистывал марш «Прощание славянки». Радостное настроение появилось от того, что его утешительная миссия закончилась благополучно. Как говорится, стороны пришли к обоюдному соглашению.
Глава 10
Первым в доме Кацаповых появился Анатолий Хохряков. Мишка увидел его из окна, выскочил во двор, они обнялись.
– Тебя ли я вижу, дружище!? – воскликнул Хохряков, освободившись из объятий. – Возмужал-то как, чертяка! А я, вот, как видишь, понемногу старею.
Анатолий дважды провёл рукой по голове, заостряя внимание на просвечивающей по всей макушке плешине.
– Это, Толя, не старение, а проявление мудрости.
– Ну да, конечно. Как известно, из двух одинаково умных людей, лысый всегда оказывается умнее.
– Вот видишь? – Мишка улыбнулся во весь рот. – К тому же появилась экономическая выгода.
– Отпадает необходимость приобретения расчёсок?
– Верно. А чтобы лысина не бросалась в глаза – заводи новых друзей ростом ниже себя.
– А как быть со старыми?
– А старым, Толя, глубоко наплевать на изменения во внешности. Старые друзья ценят твою душу и сердце.
– Тут я с тобой согласен на сто процентов,
– Кстати, ты обмолвился в письме, что стал отцом, – лицо Мишки сияло. – Так ли это?
– Так точно! – шутливо кривляясь, подтвердил бывший наставник. – Сын у меня, три месяца от роду.
– Поздравляю, Анатолий Петрович! – Мишка крепко пожал ему руку. – Как назвали будущего подводника?
– А ты не догадываешься? – хитро прищурившись, задал вопрос
Хохряков.
– Неужели…
– Да, мой друг, сына я назвал Мишкой. Михаил Анатольевич Хохряков!
– Вот здорово! По этому поводу надо обязательно опрокинуть по рюмашке, – Мишка схватил друга за руку и потащил его в палисадник. Там уже с утра был накрыт стол.
– Бать, иди к нам за компанию, – пригласил Мишка отца.
– Нет, ребятки, не в том я возрасте и здоровье, чтобы понужа'ть эту заразу с утра, – отказался хозяин дома. – Вы уж без меня возрадуйтесь. Вот когда соберётся весь народ, усядется за стол, вот тогда и опрокину с ним чарочку-другую.
– Ладно, дело хозяйское, было бы предложено.
Они остались вдвоём, присели с краю длинного стола, который отец застелил кусками выцветшего кумача. Когда-то эта ярко-красная ткань являлась широкими полотнищами флагов, развешенных на зданиях лесотехнической школы. Со временем флаги выцвели, их сняли с флагштоков, убрали в кладовку, вывесили новые. Потом процесс повторился. Когда скопилась целая стопка вылинявшего кумача, великодушный директор лично вручил списанную ткань в виде поощрения уборщице Василисе Марковне Кацаповой – передовику производства, чей портрет красовался на доске почёта на протяжении последних лет. Директор был коммунистом до кончиков волос, но трусливым человеком. По всей вероятности, он не мог допустить, чтобы кумачовые полотнища использовались в качестве ветоши или, того хуже, половой тряпки.
– Смело ты поступил, – усмехнулся Анатолий, поведя взглядом по кумачовому столу. – Как ярый антисоветчик.
– Ты о чём? – спросил Мишка с непониманием.
– Водрузил водку на серп с молотом.
И только теперь Мишка разглядел едва проступающее очертание советского символа, краска с которого была старательно удалена чьей-то заботливой рукой.
– Бутылка водки лишь укрепит единство рабочих и крестьян, – съязвил Мишка. – Это батя расстарался.
– Он коммунист?
– Нет. Но он ударник коммунистического труда.
– А тебе не предлагали вступить в самую мудрую и вдохновляющую организацию в мире? – с сарказмом спросил Анатолий.