Друзья по очереди обнимались с отпускником, затем присаживались за стол. Галка оказалась последней.
– Не ожидал? – пожимая Мишке обе руки, спросила она шёпотом, наклонившись к самому уху, чтобы не расслышали остальные.
– Не ожидал, по правде говоря. Но очень и очень рад нашей встрече, – ответил Мишка таким же тихим голосом над ухом девушки.
Когда прибывшие друзья и родители расселись за столом, Хохряков вдруг встал и громко спросил:
– Друзья, вы верите в то, что наш коллега Михаил Кацапов служил на флоте?
За столом дружным хором тут же прокричали: – Нет!
– Нужны доказательства, молодой человек, – строгим голосом потребовал бывший наставник. – Народ настаивает. Придётся вам покинуть нашу компанию и явиться к столу в форме со всеми регалиями и знаками различия.
– Ну вы, блин, даёте! – воскликнул Мишка. – А если я не подчинюсь?
– Тогда вынуждены будем обратиться к вышестоящему руководству за поддержкой, – не моргнув глазом, заявил Хохряков. – Верно я говорю, Александр Степанович, Василиса Марковна?
– Иди, Михаил, переоденься, покажись друзьям, каким ты стал, – поглаживая усы, степенно сказал отец.
Мишке ничего не оставалось делать, как подчиниться воле друзей и родителей. Он встал и направился в избу.
На его форменке не было медали Ушакова. Заветная коробочка была спрятана на дне спортивной сумки. Он не хотел привлекать к себе внимание в дороге, не хотел лишних расспросов, от которых пришлось бы уклоняться. Сейчас, после выпитой водки и требования собравшихся переодеться, в его душе неожиданно вспыхнуло ухарство и бесшабашность, захотелось надеть медаль, чтобы чуточку покуражиться.
Мишка достал заветную коробочку, извлёк награду, подержал её несколько секунд на ладони, пристально вглядываясь в рельефное изображение адмирала Ушакова, и только затем прикрепил медаль на левую сторону парадной голландки.
Переодевшись, подошёл к зеркалу. Муаровая лента голубого цвета с подвешенным к ней серебряным кругом удачно гармонировала с белым фоном и синим форменным воротником.
«Красав'ец», – оценил он своё зеркальное отображение с долей ехидства и усмехнулся. Медаль была прикреплена к форменке впервые, Мишка ещё ни разу не появлялся на людях с наградой на груди.
У этой медали была определённая тайна, раскрыть которую ему пока было не дано…
… После возвращения из Египта, его незамедлительно определили в штат экипажа лодки, которая уже через несколько дней отошла от пирса и взяла курс в Атлантику.
Мичман Матулас задержался в Североморске и ждал приказа о новом назначении. Передвижная станция осталась в Суэце до особого распоряжения уже с новым экипажем.
Военный советник, которого вместе с мичманом спас Мишка, тоже остался в Египте. Пути трёх человек, которых на время свела судьба, казалось бы, разошлись навсегда.
При расставании в Североморске мичман, ставший Кацапову дороже брата, твёрдо заверил:
– Вернёшься из похода – обязательно разыщу. Я обещал организовать встречу двух земляков. А что Антонас Матулас однажды пообещал – значит, так тому и быть. Матулас слов на ветер не бросает. Ваша встреча обязательно состоится.
Мишка ушёл в длительный автономный поход. Лодка находилась на боевой службе девяносто пять суток. Помимо выполнения основной задачи проводились исследования влияния увеличения продолжительности подводного плавания до ста суток на здоровье членов экипажа.
За три с лишним месяца острота восприятия египетских событий заметно притупилась, а клятвенное обещание Матуласа о встрече и вообще стало казаться несбыточным. У Мишки было достаточно времени, чтобы проанализировать отношения между военнослужащими и трезво оценить свое место на флоте.